Генерал - [37]

Не зная о том, что случилось, к Асланову подошел капитан Макарочкин.

— Разрешите обратиться? — спросил он.

— Да, говорите.

— Не знаю уж, как вы отнесетесь… Неловко как-то.

— Говорите, в чем дело.

— Вы ведь, наверное, знаете, что я родом из Абганерово… Вот если бы разрешили мне съездить туда, узнать что-либо о своих домашних? Может быть, мать вернулась домой…

В день освобождения родного города капитан Макарочкин мчался на танке по своей улице. Увы, он не увидел ни своего дома, ни близких своих, ничего не мог узнать о матери. От хаты осталась только красная кирпичная труба, а у нее не спросишь, где хозяйка.

Подполковник задумался. Макарочкин стоял в ожидании его решения.

Наконец Ази Асланов спросил:

— Одного дня хватит?

— Вполне, товарищ подполковник.

— Танки у тебя отремонтированы?

— Да. Все на ходу.

— Хорошо. Оставь вместо себя одного из командиров взводов и езжай.

— Спасибо! — тихо сказал Макарочкин. — Разрешите идти?

— Ты что, хочешь пешком?

— Честно говоря, еще не думал, как. Может, на попутных.

— Подожди. Начальник снабжения собирался послать в Абганерово машину за продуктами. Если не уехал, поезжай с ним, а если уехал, то скажи от моего имени Чеботареву, пусть тебе даст машину!

Ази смотрел вслед Макарочкину, пока тот не исчез из виду.

«Бедные матери! — подумал он, представив себе, как старая мать встретит Макарочкина. — Сколько горя им достается, бед и тревог… Как теперь моя мать? Что делает? Знает ли о брате? Хоть бы не сказали ей о гибели Гаджибабы. Не выдержит она такого удара…»

Глава шестнадцатая

1

Перед армейским складом на станции Абганерово выстроилась вереница крытых грузовиков, прибывших из частей за продуктами. Начальник склада принимал товар, и делал это обстоятельно, не спеша, а снабженцы из частей нервничали, жгли папиросу за папиросой и время от времени зло поглядывали на работников склада.

— Этот лишний раз не почешется…

— А что ему? Спешить некуда. Никто у него над головой не стоит, сам себе хозяин, живет в тепле и сытости, проверяющий раз в год навещает… Сверху ему не каплет, пули не свистят… Не жизнь, а малина!

Начальник склада и его бойцы, несомненно, слышали все это, но пропускали мимо ушей: привыкли к нелестным словам, а дело делать надо, что бы ни говорили.

Шариф Рахманов, прибывший в Абганерово вместе с начальником снабжения полка, сразу понял, что торчать у склада придется не час и не два, и незаметно улизнул от товарищей, занятых разговором. У него были на станции свои дела, и он намеревался провернуть их, пока его не хватятся.

После освобождения города некоторые жители вернулись в свои дома — там и тут над трубами поднимался дым.

Шариф прошел под стену разрушенного дома, расстегнулся и, вытащив из-под гимнастерки два свертка, рассовал их по карманам. В свертках были сахар, который ему удалось выменять на табак, и куски мыла, которые он собрал в банный день.

Улицы пустынны и тихи.

Заглядывая в разбитые окна и двери, Шариф обошел всю окраинную улицу. В нескольких домах заметил людей, но не решился войти. «Кто знает, что за люди, еще напорешься на солдат, тогда беды не миновать, — думал он и шел дальше. — Но сколько можно ходить? Надо сбыть сахар и мыло, не везти же обратно в роту? Кто знает, когда еще выпадет такая возможность — вырваться в город?»

Возле дома с разбитым окном, наполовину заложенным соломой, Шариф остановился. Огляделся: нигде никого… Подошел к окну, заглянул внутрь. В первой комнате какая-то молодая женщина стирала в корыте белье. В открытой двери соседней комнаты виднелась железная койка, на которой спал ребенок. «Как раз то, что мне нужно, мужчин нет», — подумал Шариф и постучался.

— Кто там? — отозвалась женщина. — Заходите!

— Здравствуйте, сестрица. Нельзя ли у вас обогреться?

— Если не вам, так кому же еще можно? Проходите, проходите, садитесь, пожалуйста. Извините, у меня руки мокрые. Возьмите вон табуретку возле печки, садитесь. — Женщину тронула вежливость солдата.

Шариф уселся возле печки, снял рукавицы. Греясь, он то и дело искоса поглядывал на раскрасневшееся от жары лицо женщины, ее белую шею. Когда женщина наклонялась над корытом, в вырезе платья виднелись тугие белые груди; они колыхались при каждом движении, и Шариф косился на них, уже не в силах отвести взгляд. Он забыл о том, что пришел продать мыло и сахар, другая мысль ворохнулась в его голове.

Женщина полоскала белье, отжимала, складывала на табуретку.

Шариф оглядел ее с ног до головы, спросил зачужавшим голосом:

— Без мыла стираете?

— Откуда взять мыло? Война. О мыле теперь и мечтать не приходится. Щелоком стираем.

— Да, в тылу тоже свои трудности…

— Ничего. Все можно перенести, лишь бы немца проклятого скорее прогнали.

Сказав это, женщина выпрямилась, и Шариф так и прилип взглядом к ее белой шее. Не заметив этого взгляда, женщина продолжала работу. Сливая грязную воду из корыта в ведро, она наклонилась, золотистые волосы рассыпались по лицу. Она откинула их, потом вытерла руки подолом платья; на мгновенье из-под подола выглянули стройные ноги. Шариф, чувствуя, что краснеет, смотрел на них — он, кажется, видел их и сквозь платье.

Не сводя с женщины глаз, Шариф вытащил из кармана сверток.