Гендер и язык - [215]

В рамках только социолингвистики нельзя объяснить, почему девочки и мальчики в возрасте от 4 до 14 лет – в период, когда формируется их стиль коммуникации, – общаются практически в однополых группах. Этот феномен, который не изменило даже совместное обучение мальчиков и девочек, до сих пор не имеет убедительного объяснения, однако показывает, что гендер по-прежнему представляет собой центральную категорию идентичности и в детской среде является основным различительным параметром.

Марджори Гудвин [Goodwin 1988; 1990] в своем исследовании речевого поведения темнокожих детей в Филадельфии, за которыми она в течение многих месяцев наблюдала во время их игр на улице, установила, что мальчики и девочки очень часто играют порознь и их повседневное общение между собой существенно различается. Мальчики значительно чаще употребляют неослабленный императив. Девочки, напротив, предпочитали формулировать свои требования в виде следующих конструкций: «Мы могли бы сейчас собрать кольца» или «А не собрать ли нам кольца?». В социальной структуре мальчиков были маленькие «начальники», которые в течение продолжительного времени имели право решающего слова, в группах девочек роль командира не имела значения. Их социальная структура была организована скорее горизонтально по степени близости (лучшая подруга), чем вертикально по статусу.

Гудвин, однако, подчеркивает, что все дети владеют всеми видами речевого поведения. В группах, где было много детей младшего возраста, более старшие девочки (от 7 до 12 лет) говорили также в форме прямого приказа. Младшие должны были их слушаться, и девочки также овладевали моделями речевого поведения, которые влекут за собой подчинение окружающих. Также мальчики в совместных с девочками играх частично подстраиваются под вежливые формы речевого поведения, они употребляют эти формы также при общении с авторитетными лицами. Оба пола владеют всем спектром стилей, однако употребляют их не в равной степени.

Если сравнить работы последних лет, посвященные исследованию речевого поведения девушек и юношей в молодежных группах, то можно обнаружить, что юноши между собой поддерживают ритуалы конфронтации, а девушки – ритуалы дружеского общения и взаимной поддержки [Deppermann, Schmidt 2000а, b; Branner 2001].

4.5. Особенности стилей речевого поведения

Предпринимаются многочисленные попытки категоризации и классификации стилей поведения, которые мы можем интерпретировать в рамках определенной культуры. Стили являются феноменами образа. Стилизация полов протекает также при непосредственном участии языка тела и при помощи оформления внешности [Posch 1999; Eckert 2000]. Обычно мужчины и женщины владеют определенным репертуаром стилей, в том числе речевым. Репертуар стилей членов общества, однако, различается и зависит преимущественно от доступных им сфер деятельности или от деятельности, к которой они были подготовлены в процессе своей социализации. Интеракционистская социолингвистика (например, [Gumperz 1982]) постоянно подчеркивает, что различные коммуникативные ситуации, в том числе ситуации речевого общения, создаются участниками посредством используемого ими коммуникативного стиля. Прежде чем перейти к описанию конкретных явлений, я хочу указать также на то, что стили поведения интерпретируются и оцениваются всегда с точки зрения уже существующих ожиданий. Изложенные ниже результаты исследований феноменов речевого поведения демонстрируют слабую согласованность.

4.5.1. Перебивания и другие вмешательства

Перебивания рассматривались ранней феминистской лингвистикой как конкурентное вмешательство в речь (право голоса) других [West 1979], как признак демонстрации власти. В целом, при анализе ситуаций общения различают перебивание и одновременное говорение, последнее глубже проникает в структуру текущего речевого акта и поэтому может рассматриваться как нарушение механизма чередования говорящих.

Зиммерман и Уэст попытались продемонстрировать способность механизма вмешательства к изменению контекста, прежде всего для установления субординации между женщинами и мужчинами. Сакс и другие [Sacks et al. 1974] особо выделяли «частный разграничительный потенциал» («local particularization potential») распределения права голоса. В целом, бесспорно, что система очередности говорения может использоваться для установления статусного различия. В своем исследовании 1983 г. Зиммерман и Уэст обнаружили в случайно записанных разговорах разнополых пар 48 перебиваний такого рода, из них 46 приходились на долю мужчин. Во втором исследовании, проведенном ими в лабораторных условиях среди пяти пар незнакомых между собой людей, они обнаружили, что в 75 % случаев из 28 перебиваний их инициаторами были мужчины. С позиций современных исследований представляется недостаточным расценивать как перебивание вмешательства, которые прерывают речь говорящей только за два-три слога до конца высказывания и тем самым позволяют спрогнозировать концовку. К тому же в исследованиях Зиммерман и Уэст практически совершенно не затронута интонация, а также отсутствуют данные об общей продолжительности речи участников коммуникации. Определения обоих также не содержат ответ на вопрос, было ли перебивание успешным. Не проводится разграничение между сигналами, используемыми для получения очередности, и перебиваниями, что является также проблематичным. Их выводы о том, что мужчины в ситуации разговора демонстрировали свое доминирование многократными перебиваниями, можно было бы поставить под сомнение вопросом, а не увлекались ли женщины своей речью так, что мужчины получали право голоса только благодаря многочисленным попыткам вставить свое слово. В исследованиях перебиваний не существует на сегодняшний день единого мнения о сущности этого явления.