Гендер и политика времени. Феминистская теория и современные дискуссии - [33]

В-третьих, если другие формы идентичности также текучи и социально сконструированы, они тоже создают систематические формы угнетения, взаимодействующие различными способами с гендером. Это означает, что некоторые женщины могут эксплуатировать как других женщин, так и мужчин. Мы сможем понять такие существующие неравенства, если сосредоточимся на взглядах и ощущениях угнетенных ими женщин, а не на привилегированных группах. Это также означает, что «женские вопросы» нельзя решать в изоляции: очень важно понимать широкий экономический контекст, в котором существуют патриархальные отношения власти и те его возможности, от которых выигрывает капитализм.

Наконец, мы должны признать, что женщины не только имеют различный опыт и потребности, но и то, что их интересы могут быть конфликтны. Вместо того, чтобы как бы «не замечать этого», феминистки должны поставить себе за цель создать новые формы диалога и понимания, уважающие отличия, но находящие общность и развивающие формы коллективной солидарности, которая поддерживает коллективные политические проекты. Такая «общность в различии» делает возможными локальные, национальные и всемирные социальные сети и движения. В сочетании с указанными исследованиями это также означает, что политика солидарности включает в себя как мужчин, так и женщин. В таких смешанных группах женщины должны сознательно отстаивать и защищать законность своих собственных потребностей и жизненного опыта от скрытой «нормальности» мужских перспектив.

Глава пятая. Общественное и частное в феминистской политической мысли

Эта глава основывается на феминистской критике дихотомий мышления — «или/или», обсуждение которой мы начали в четверной главе, рассматривая темпоральные последствия феминистских вызовов политической теории в вопросе принятого противопоставления частное/общественное. После краткого раскрытия основных аргументов по этому вопросу для тех, кто не знаком с ними, они будут употребляться в контексте времени, которое мы тратим как граждане и работники. Опровергается распространенное мнение, будто женские традиционные обязанности — просто негативные ограничения их способности участвовать на полноправных основаниях в жизни общества, утверждается, что это весьма дорого обходится для их собственных прав. Глава также обращается к феминистской теории справедливости, исходящей из того, что освобождение мужчин от «частных/домашних» обязанностей — это ключевая несправедливость, имеющая негативные последствия для общества. Показано, что модифицированная марксистская перспектива может нам помочь в этом вопросе.

Феминистская критика разграничения общественного/частного

Западная политическая теория основного направления традиционно исходит из того, что демократические государства не должны назойливо интересоваться частной жизнью своих граждан и домашние условия находятся вне их политической компетенции. Эта книга, напротив, поддерживает тезис феминисток о том, что общественная и частная сферы концептуально и практично взаимозависимы. Принятое разделение поддерживает принципиальное игнорирование частного источника женского неблагоприятного положения в общественной сфере (см. многочисленную литературу: Elshtain, 1981; Eisenstein, 1984; Pateman, 1987; Okin, 1990; Young, 1990; Phillips, 1991, 1993; Ackelsberg and Shanley, 1996; Landes, 1998; Lister, 2003; Zelizer, 2005).

На концептуальном уровне это различие происходит от различий между историей и природой, которое «рассматривает частную сферу как имеющую вневременную связь с природой и репродуктивным циклическим временем, которое, по общему мнению, якобы отличается от политики» (Holmes, 2002, p. 40). Такое понимание усложняет рассмотрение гендера как культурно и исторически изменчивого и поэтому открытого для изменений. Идея верховенства общественной сферы рационального дискурса, справедливости и беспристрастности также предполагает и даже требует существования частной сферы, «запачканной» страстями, эмоциями и частными проблемами, которые могут быть проигнорированы. Так как женщины, были отнесены к частной сфере с ее соответствующими характеристиками, их выход в общественную сферу никогда не был простым. И не только потому, что «частные» потребности никуда не делись и должны исполняться, но и потому, что женская закрытая идентификация «с миром природы, эмоций, желаний и частной жизнью» (Arneil, 1999, p. 7) также означает, что присутствие женщин в общественной сфере — это нарушение всех границ и угроза самим ее основам.

На более практическом уровне различие общественное/частное поддерживает интересы мужчин, скрывая взаимосвязанный характер их общественной и частной власти. В частности, нивелируется тот факт, что домашние обязанности (включая уборку и приготовление пищи для своих мужей) часто не дают возможность женщине уделять столько же времени общественной сфере, как и мужчине, поэтому гендерное неравенство в экономической и политической жизни имеет своими корнями не равное распределение домашнего времени. Это, однако, не означает, что феминистки обязаны отказаться от претензий иметь частную и семейную жизнь (обсуждение этого вопроса, см.: Phillips, 1991; Einhorn, 1996; Squires, 1999; Lister, 2003, 2007). Это означает, что понимание различия общественное/частное нуждается в изменении, должна быть признана его текучая и зависимая от контекста природа.