Генделев: Стихи. Проза. Поэтика. Текстология (сборник) - [20]

Содержание стихов Амихая – поэзия, увиденная и нащупанная в миру, в бытии, метафизика ему не чужда, она не объявлена, но дает о себе знать холодком, метафизическим сквознячком его стихов. Но стихи эти открыты для прочтения и соучастия, открыты читателю, выданы современникам на сопереживание.

И при этом его поэзии свойствен аристократизм. Того толка, когда за простотой изъяснения стоит изысканность речи, добротная, джентльменская ясность – ясное сознание.

Натравить хищные воспоминания

Сегодня я думал о ветре в твоих кудрях,

о том, насколько раньше тебя я пришел в этот мир,

о вечности, куда я раньше тебя уйду.

О пулях, нашедших не меня на войне,

А моих однополчан,

которые были лучше, чем я,

потому что не продолжили жизнь, а я жил,

о том, как ты стоишь летом голая перед плитой,

и о том, как, прищурясь, пытаешься дочитать страницу

при последних лучах уходящего дня.

Смотри: мы получили больше, чем жизнь.

А теперь надо взвесить все, все оценить в тяжких снах

и натравить нашу хищную память на то,

что есть «настоящее время».

Белая негритянка

Опять тоска моя и томленье,

когда на чужие смотрю освещенные окна:

кто?.. – некто… что? – стоит… где? – перед зеркалом… Или

уже снегопад состоялся внутри, в спальне,

посторонний король лег по королевскому праву на женщину,

что могла и должна

быть моей.

Белая моя негритянка!

С Абиссинской улицы,

с фальцетом дерзкого пацана,

не успевшим сломаться.

С нею, в горячей ванне.

А из соседнего переулка доносит обрывки диспута

на религиозную тему.

В моем времени, в твоем пространстве

Мы бывали вместе

в моем времени, в твоем пространстве.

Ты представляла место, а я – время.

Покой, тишина и тигрица – уживались в твоем теле, покуда

то в цветах, то в шелках, то в белом, то припав и отпрянув,

неслись мимо нас времена этого года.

Всем в себе человеческим мы поступились ради тигриного

права

на безмятежность, вечность, но и на готовность

в любую минуту полыхнуть и сгореть без остатка,

как сухие травы горят на исходе лета.

Я делил с тобой дни. Ночи.

Мы переглядывались с косыми дождями.

Мы не видели снов.

Сны нас не посещали. Мы не были «точно сновидцы».

Покой и тишина ночевали в нашем безумье.

В моем времени. В твоем пространстве.

Все это не иначе как сновиденье,

а тебе – сновидения в эти ночи

возвещают конец нашего романа.

Как возвещает множество чаек

о близости берегов.

Сонет

На их войне, четыре года, отрешив

себя от гнева и любви к врагам, отстранясь,

мгновенья безмятежности души отец

копил для нерожденного меня.

Мгновений горсть. Под бомбами, в песке

кровавом горсть собрал, ее сберег

и с нею рядом сохранялся в вещмешке

отцовой мамы каменный пирог.

Он складывал в глаза завалы тел —

пускай его глазами я взгляну —

он возлюбить, запомнить их хотел,

чтоб я не лег, как неопознанный мертвец,

он трупами набил глаза. Ошибся мой отец:

я шел на каждую свою войну.

Мы были удачным изобретением

Они ампутировали, отъяли

бедра твои от чресел моих.

Со мною они

всегда полевые хирурги.

Они расчленили нас, разобрали

на тебя и меня. Инженеры.

Жаль. Мы были удачным изобретением любви,

мы были любовной конструкцией:

биплан из мужчины и женщины,

с крыльями и со всем прочим:

немного взлетали,

немного летали.

Хаим Гури

(р. 1923)

От переводчика

Хаим Гури – знаменитый и авторитетнейший поэт старшего поколения, живой классик живой поэзии Израиля. Знают и читали его все. Так же как школьные хрестоматии не обходятся без Х. Гури – хрестоматийная его биография очень интимно родственна истории Эрец-Исраэль, и история не обошлась без него.

Вот его торжественная биография. Родился в 23-м году в Тель-Авиве, в семье российских евреев, через четыре года после их приезда в Палестину. Это так наз. «Третья алия», алия послереволюционная. Пароход «Руслан» увез беженцев из бушующей страны (как знать, может быть, сегодня из бурлящей, смятенной России выезжают родители нового израильского классика? Как знать…). По крайней мере – в семье говорили по-русски. Хаим русского не знает.

Учился в «рабочей» школе, в сельскохозяйственном училище, в Иерусалимском университете: занимался ивритом, ивритская и французская филология. Слушал курс современной французской литературы в Сорбонне. (Париж его молодости до сих пор подает реплики в стихах Гури.) Французский Гури знает.

Традиционная офицерская карьера местного «аристократа»: Пальмах, старший офицер курсов подготовки кадров десантников (Чехословакия 47–48 гг.), все войны Израиля, включая Войну Судного дня, которую прошел уже в годах и в чинах – полковником… Все литературные премии Израиля, включая «Прас Исраэль» в 88-м году. За поэтическое творчество.

Государственные поручения: как в 47-м году он обеспечивал переправку еврейских беженцев из Европы в Палестину, для чего был послан в Венгрию и Чехословакию, так пару лет назад – занимался вывозом эфиопских евреев из Африки.

Хаим Гури поэт, прозаик, драматург, публицист, сценарист документально-художественных фильмов (премия «Золотого орла»), журналист (премия Соколова за книгу «Напротив стеклянной клетки» – дневник процесса Эйхмана), член редколлегии газеты «Давар».

Это парадная биография. А судьба…

17 книг на иврите, не считая переводов на языки. Это судьба, потому что есть другой Хаим Гури – поэт Гури, чьи лирические стихи – чей корпус поэзии – эпос новейшей истории Израиля, живой, кровоточащей и поющей новой старой истории.