Где ты, любовь моя? - [5]

Так все и начиналось. Полное чудес лето прошло на подъеме - моя первая встреча со Средиземным морем, мой первый визит в Италию. Когда я впервые ступила на пьяца де ла Синьориа во Флоренции, я задохнулась от обступившей меня красоты и тут же припомнила слова Тора, сопровождаемые завистливым взглядом:

- Ты увидишь все это впервые, и я так завидую тебе!

Уставшие, загорелые, без гроша в кармане, «разделавшие Италию в пух и прах», как выразился Клод, в начале сентября мы закончили свой раунд в Канне, в доме родителей Клода. Фред установил в свободной комнате мольберт, и я взялась за кисть, впервые с моего приезда в Европу. За три недели в Миди я написала три огромных полотна, побив свой собственный рекорд - раньше такого никогда не случалось. Я до сих пор пишу очень медленно.

Моник, высокая, античной красоты женщина, спокойная и собранная, несмотря на творящееся в доме безумство, отнеслась ко мне тепло и с любовью. Она была одного возраста с Тором - чуть за сорок. Ее необычайная грация поразила мое воображение; у меня сложилось такое ощущение, что без волшебства тут не обошлось. Я все время ловила себя на том, что делаю с нее наброски, то за столом, то на берегу: движение кисти, сплетение пальцев, поворот головы, разворот плеч.

- Ты когда-нибудь видела свою мать? - спросила она меня однажды вечером.

- Да, - удивилась я. - Конечно, видела. Каждые летние каникулы проводила с ними на Лонг-Айленде. Вы ее знаете?

- Знала. Давным-давно. Милая девчушка, - улыбнулась Моник.

- Она и сейчас такая.

- У нее еще дети есть?

- Нет, - рассмеялась я. - Наверное, меня за глаза хватило. Я всегда с Тором жила, да вы и сами в курсе.

Она улыбнулась улыбкой Клода:

- Да, в курсе. Что у нее за муж?

- О, он славный. Ученый, физикой занимается. Они очень друг другу подходят. И вообще, - откровенно призналась я, - не понимаю, как ее угораздило за Тора выйти. Они такие разные!

Моник засмеялась:

- Ничего удивительного, что вы с отцом так хорошо ладите. Ты вся в него пошла.

Я улыбнулась. Люди постоянно повторяли мне это с тех самых пор, как я себя помню.

К середине сентября мы стали подумывать над тем, что пора бы уже вернуться в Париж, к «настоящей жизни», как говорил Клод. Занятия начинались только в сентябре, но мы хотели приехать чуть раньше, чтобы попривыкнуть и обустроиться.

Моник с Фредом тоже решили ненадолго съездить в Париж. Мы поехали на машине, убив три дня на дорогу, которую можно одолеть за двенадцать часов. И если по приезде в Париж я сразу же влюбилась в него, то за те три дня я потеряла голову от сельской местности, полюбив ее больше, чем Италию. Безграничная красота Франции таила в себе буйное веселье.

Глава 3

Мало- помалу я втянулась. Посещала занятия в «Гранд шомьер» и два раза в неделю брала уроки у Андре Лота. Вместе с остальными студентами «Гранд шомьер» обедала в дешевых ресторанчиках, которых на Монпарнасе десятки.

И почти каждый вечер встречалась с Клодом. Он жил в апартаментах своей матери, поскольку они с Фредом редко наведывались туда. Эту громадную квартиру в буржуазном стиле, с высокими потолками и огромными комнатами, Моник унаследовала от своих родителей. Это было милое гнездышко, под завязку набитое викторианской мебелью, всевозможными забавными мелочами, лампами из матового стекла, в большинстве комнат - чудесной работы камины. Друзья Клода не вылезали отсюда. Многие из них жили в студенческих общежитиях, маленьких отельчиках или пресловутых парижских комнатках на чердачном этаже. Иметь огромные апартаменты, да еще в полном распоряжении, для наших ровесников было из рук вон. Одним словом, здесь образовался своего рода центр для большей части Сен-Жермен-де-Пре. Время от времени я приводила на рю де Сен-Пер своих приятелей по школе искусств - Тедди Клейна, Боба Эндрюса и еще парочку-троечку других, включая кучку испанских художников, завсегдатаев одного из кафе Монпарнаса - «Бара США». Но чаще всего я встречала Клода ранним вечером, и мы обедали с двумя-тремя нашими знакомыми в «Пти Сен-Бенуа», или «У Огюстина», или в «Боз ар», где к нам примыкало еще несколько человек. После этого мы шли во «Флер», или в «Табу», или в «Роз Руж». Местечек было хоть отбавляй; все зависело только от толщины наших кошельков. Иногда я оставалась на Монпарнасе с Тедди или Бобом и проводила вечер в «Баре США», где Джури Кортес играл на гитаре и где можно было потанцевать. К тому времени мой французский улучшился настолько, что я стала чувствовать себя как рыба в воде и имела возможность общаться со всеми подряд. Особенно мне нравились испанцы, в большинстве своем художники, все как один красавцы и весельчаки.

Заглядывая в свое прошлое из безликого номера отеля «Кере», вспоминая весенние вечера пятнадцатилетней давности, я с трудом могла поверить, что в то время была всего-навсего двадцатилетней девчонкой в новомодной юбке с широким поясом и свитере с высоким воротом. Трудно поверить, что ничего не осталось ни от той девчонки, ни от тех лет - ничего, кроме безобразного шрама с рваными краями, плохо сросшегося и неумело спрятанного. После всех этих пятнадцати лет.