Газетная пресса России в годы революции и Гражданской войны - [84]
Это касалось даже законодательных актов. Газеты печатали законы, указы, приказы и другие нормативно-правовые документы, минуя цензурные учреждения. Такое положение в ряде случаев принимало довольно широкие размеры и вызывало резкую реакцию властей. В 1920 г. во врангелевском Крыму распространение такой практики привело к изданию 20 мая специального циркуляра, который строго указывал всем органам военных управлений не передавать журналистам официальные сведения, а присылать их в правительственный отдел печати[706].
Зачастую нарушение цензурных правил допускали официальные правительственные печатные органы, которые, пользуясь своим привилегированным положением, помещали задержанный цензурой материал. В записке заведующего ВЦО Мутафина в СНК от 3 августа 1918 г. подчеркивалось, что если небольшевистская пресса под угрозой наказаний выполняет цензурные запреты, то официальные советские издания не всегда[707]. Причем, эта практика носила достаточно широкое распространение. Советские военные контролеры часто жаловались на то, что редакции советских и большевистских газет крайне тяжело заставить подчиняться военной цензуре.
Недозволенные сведения попадали на страницы газет и из-за нарушения цензурных порядков информационными учреждениями, которые передавали редакциям запрещенные материалы. Некоторые из этих фактов приобретали скандальную окраску и становились предметом специального рассмотрения высших должностных лиц. К числу наиболее распространенных нарушений относилась публикация информации правительственных структур без согласования с их руководителями. В конце января 1920 г. в московской газете «Вечерние известия» было напечатано интервью сотрудника НКИД В.П. Затонского. Данный материал не был завизирован Г.В. Чичериным и содержал сведения, нежелательные для разглашения. Чичерин довел этот факт до сведения председателя правительства. Ленин велел П.М. Керженцеву расследовать эпизод и наказать виновных[708].
Похожая ситуация сложилась на белом Юге России осенью 1918 г. В ноябре РУСТА распространило информацию об отказе командования Добрармии передавать иностранное вооружение на Дон, пока руководство области не признает главнокомандующим Деникина. Председатель Особого совещания Драгомиров строго указал руководителю агентства А.Ю. Геровскому, что агентство, «состоящее под покровительством Д/обровольческой/ армии, не имеет права… рассылать телеграммы, касающиеся высшего командования Д/обровольческой/ армии без просмотра мною или начальником штаба армии»[709].
Цензурные запреты были причиной появления в газетах недостоверных сведений. Деятельность цензуры приводила к тому, что корреспонденты газет и информационных агентств привыкали врать «самым отчаянным образом»[710]. Об этом, касаясь корреспондентов РОСТА, говорила на 2 съезде работников этой организации журналист Пилацкая. Она отмечала, что корреспонденты освещают события таким образом, чтобы их материалы пропускались цензурой и публиковались в газетах. Ради этого они не брезгуют ложными сведениями. Такое явление приняло массовый характер. «Все эти телеграммы о горящих желанием нести гужевую повинность, о том, что крестьянская молодежь рвется на фронт, — заведомо ложные и принимают прямо-таки массовое явление», — подчеркивалось на съезде работников РОСТА[711].
Такая же тенденция наблюдалась в газетах антибольшевистских государственных образований, где неоднократно встречались сообщения о взятии Петрограда, об арестах или убийствах руководителей советского государства, о несуществующих крестьянских и рабочих мятежах в РСФСР. И.М. Калинин, военный прокурор Донской армии и начальник военно-судной части штаба Донского корпуса, вспоминал, как в белом Ростове один его знакомый петроградский журналист показал ему свою заметку, в которой сообщал, что в петроградской мечети организован склад свинины. На возражения Калинина по поводу того, что теперь в голодном Петрограде «свинины днем с огнем не разыщешь», последовал ответ: «Много ты, прокурор, понимаешь. Черкесы-то, кабардинцы, нешто не мусульмане. Разве не схватятся они за клинки, когда прочтут такую вещицу. Цель прессы знаешь? Агитация!»[712]. И подобных сообщений было много. «Отважные газеты, — писал И.М. Калинин, — очень часто захватывали в плен или задерживали в тылу то Коллонтай, то мать Троцкого с громадным количеством агитационной литературы»[713].
Проверить подобные сведения редакторы газет не могли. Но они знали, что такую информацию цензура пропустит. Во многом они были правы. В условиях политической нестабильности, хозяйственного развала и социальной беззащитности люди становились легковерными и во многом доверяли подобным небылицам, в глубине души надеясь на скорое окончание войны и лишений «При тогдашнем изумительном легковерии, при быстром переходе от одного настроения к другому, от полного отчаяния к беспредельному оптимизму и наоборот, — отмечал Калинин, — многим и впрямь начало казаться, что участь Москвы решена, и песня большевиков спета»[714].
Революция и Гражданская война определяли своеобразие цензурного контроля над российскими газетами. Но осуществить полный контроль над газетной прессой российские цензурные органы не смогли. Это обстоятельство во многом не дало возможности газетной прессе оказать решающего влияния на трансформацию общественного менталитета.
