Гавел - [88]

Не то чтобы их брак был уже мертв. Наоборот, окруженные суровой действительностью, они теперь зависели друг от друга больше, чем когда-либо. Ольга демонстрировала примерную верность и была абсолютно серьезна, говоря, что последует за Вацлавом куда угодно – «хоть бы и в тюрьму»[539]. Однако она не была уверена, что может ожидать такой же преданности и от него. И дело было не в его любовнице – точнее говоря, по крайней мере, в двух любовницах. Изменял он и раньше, да вдобавок частенько чувствовал моральную необходимость сообщить об этом Ольге; с этим она научилась как-то справляться. Она списывала измены на его богемный темперамент, на стиль жизни, присущий творческим натурам, на нездоровое влияние друзей (к примеру, Павла Ландовского) и на всеобщее пренебрежение нормами морали, свойственное поколению шестидесятников. Ольга умела терпеть подруг Вацлава, будучи уверенной в том, что в конце концов он всегда придет к ней.

Но теперь все было иначе. Гавел полюбил Анну Когоутову, и Ольге казалось, что ее лишили монополии на верность. Характерно, что о разводе в основном размышляла она, а не он. Он же со своей стороны не видел ничего особенного или невероятного в верности двум, а то и трем женщинам; во всех случаях он, обещая верность, не лгал, но чувствовал и рассуждал при этом совершенно по-разному.

Ситуация, однако, резко обострилась. Deus ex machina в лице команды ГБ застала Ольгу в добровольной ссылке в Градечке, а Вацлава – в квартире Андулки. Возможно, только тогда, когда за ним с грохотом захлопнулась металлическая дверь тюремной камеры, он осознал, что его брак находится под угрозой.

Прочее можно отыскать – если, конечно, вы сумеете уловить намеки – в «Письмах Ольге». Вечные жалобы Гавела на то, что Ольга ему не пишет, а если и пишет, то как-то нервно и слишком деловито, нельзя объяснить лишь тем, что Ольга не отличалась особой склонностью к писанию писем. Может быть, в первую пару недель у нее вообще не было настроения с ним общаться. В конце концов, мужа задержали в квартире другой женщины, да при этом даже не за супружескую измену. Разве может быть доказательство неверности, весомее этого?!

Десять лет спустя, в феврале 1990 года, вся президентская команда встречала Джейн Фонду: она приехала в гости к одному из самых уважаемых людей того времени. Когда оба обменялись всеми воз– можными комплиментами, Фонда перешла к делу. Ее осенила замечательная идея: снять фильм о Вацлаве и Ольге, который бы так и назывался – «Вацлав и Ольга» – и который продюсировала бы сама Джейн (в том, что деньги на этот проект она соберет, сомнений ни у кого не было). Она даже могла бы сыграть Ольгу! Гавел (хотя и не отверг это предложение с порога) был заметно смущен. Сотрудники Гавела – и я в том числе – весело обсуждали премьеру поставленного на новый лад «Евгения Онегина». При всем уважении к великой актрисе мы не думали, что ее замысел так уж хорош или что она справилась бы с этой задачей. Честно говоря, мы даже представить не могли, кто бы смог «встать на одну ступень» с этими необычными и весьма сложными отношениями.

Большинство длительных браков – это либо партнерство равных, либо союз взаимно дополняющих друг друга личностей, где один партнер доминирует, а второй подчиняется. Но поскольку люди вступают во взаимоотношения на самых разных уровнях, то можно представить себе брак, где партнеры меняются ролями в зависимости от времени и обстоятельств: доминирующий становится подчиненным, а подчиненный доминирует. Это как раз случай супругов Гавелов. Много слов написано о материнской модели женщин Вацлава Гавела, и Ольга в определенной мере соответствовала стереотипу заботливой хлопотливой матери, так же как Вацлав соответствовал стереотипу умного, развитого, избалованного и временами весьма упрямого ребенка. Его бесконечные жалобы на нерегулярность и содержание ее писем, его детальные инструкции (как ей следует себя вести, как одеваться, как причесываться), критика ее манеры письма и прочих ее недостатков, требования, чтобы она внимательно штудировала его письма, занималась его делами, думала о нем – и постоянно, и в определенные часы[540], – чтобы любила его, не требуя любви взамен, рисуют его в «Письмах к Ольге» как эгоцентричного домашнего тирана. Удовольствие, с которым Вацлав рассказывал ей о своих любовных успехах, просьбы к ней (уже из тюрьмы) передавать нежные приветы, стихи и подарки даже не одной, а сразу двум другим женщинам – все это выходит за границы понимания. Столь же сложен был Гавел и в быту, в основном из-за озабоченности собственными привычками и из-за того, что он упорно настаивал на соблюдении некоего порядка, который сам же и нарушал, неожиданно приводя в дом самых разнообразных гостей и устраивая вечеринки или спонтанные поездки за город – по поводу и без. Когда ему что-то не нравилось, он обращался к жене не «Ольго» (в звательном падеже), а «Ольга», то есть так, как знатные дамы окликали прислугу. Гавел хотел, чтобы она, с одной стороны, всегда играла роль приветливой хозяйки, а с другой – особенно когда он садился ночью за письменный стол – неумолимой охранницы. На следующее утро Ольга должна была утихомиривать собак, детей и гостей, чтобы они не шумели и не мешали Вацлаву спать. Все эти детали вроде бы рисовали не слишком привлекательный портрет домашнего божка, которому поклоняется покорная жена, – божка, столь же эгоцентричного и себялюбивого, как многие другие великие люди.