Гавел - [203]

Это напоминало ураган «Катрина» в Соединенных Штатах, только тремя годами ранее. Хотя полномочия чешского президента при ликвидации последствий стихийных бедствий подобного масштаба куда более ограниченны, чем у президента США, ряд средств массовой информации изощрялся в изобличениях президента, который нежится на пляже, пока его сограждане тонут в грязи. Буря в СМИ улеглась гораздо быстрее, чем были ликвидированы следы наводнения, но Гавел чувствовал себя до предела униженным, тем более что, по его мнению, он в этих обстоятельствах действовал настолько решительно, насколько мог. Упрекнув свою канцелярию в том, что она его подвела, он принял решение отменить все свои оздоровительные поездки вплоть до момента ухода с поста президента. «Ощущение бесконечного позора в конце жизненного пути вреднее для моего здоровья, чем пражский смог»[1034].

Страна оправилась от несчастья быстрее, чем ее президент. Когда в сентябре 2002 года Гавел прилетел в США на свой последний ужин в Белом доме, его все еще засыпали выражениями сочувствия и поддержки, однако мыслей о том, чтобы просить о поддержке материальной, у него не появилось. Когда же в Прагу начали съезжаться участники саммита НАТО, большая часть следов наводнения уже исчезла.

Гавел приложил много усилий к тому, чтобы событие, которое должно было стать его лебединой песней, не прошло незамеченным. Безусловно, кульминацией саммита был прием в члены Альянса новых членов – Словакии, Румынии, Болгарии, Словении, Эстонии, Латвии и Литвы, – чему он немало поспособствовал. Имея за плечами бесчисленное количество разнообразных саммитов, Гавел отлично знал, что речи, заявления и сам ход мероприятий обговариваются и консервируются задолго до их проведения, так что вкус у них потом, как у самолетной еды. Готовило и организовывало саммит правительство, а также Александр Вондра в качестве уполномоченного последнего, так что у президента не было особой свободы маневра в плане отклонения от сценария, тем более что он не намеревался заставлять глав государств напрягаться, вслушиваясь в словесную эквилибристику ораторов. Однако Гавел хотел внести и собственную лепту. Единственное для этого окно возможностей открывалось во время торжественного ужина в первый день саммита, который, в отличие от самого мероприятия, проходил в Пражском Граде и не имел никакого заранее утвержденного формата.

Подготовка к этому важному вечеру отражала и сильные, и слабые стороны гавеловского правления. За полтора года до саммита президент уже придумал тему вечера, создал драматургию всего мероприятия и принялся работать над тем, чтобы Град оправдал его ожидания. Перфекционист Гавел, по своему обыкновению, не мог ни от чего оставаться в стороне и потому занимался и составлением меню, и цветами на столах, и оттенками подсветки Широкого коридора. При этом он не упускал из виду и всю панораму в целом. Ему хотелось превратить встречу государственных деятелей, бюрократов, стратегов и генералов в ослепительный триумф свободы – не только в политическом смысле, но и в смысле возможностей наслаждаться свободой собственной, внутренней. Первое, что увидели участники саммита, въехавшие в Град, было огромное неоновое сердце (давно уже фирменная подпись Гавела) – это творение скульптора Иржи Давида сияло высоко над замком.

Ужин, изысканная трапеза о четырех переменах блюд, с речами и тостами генерального секретаря НАТО Джорджа Робертсона и французского президента Жака Ширака, а также очень коротким приветственным словом хозяина вечера, был сервирован не там, где обычно устраивались государственные ужины – в Галерее Рудольфа или Испанском зале, – а во Владиславском зале, где еще в пятнадцатом веке проходили коронации, королевские банкеты и балы и где в 1989 году Гавел был впервые избран президентом. Но главное блюдо подали уже после еды – это было великолепное представление «Чествование свободы», с современным балетом хореографа Иржи Килиана, пражского уроженца и художественного руководителя Нидерландского театра танца (Nederlands Dans Theatre), и с невероятным постмодернистским песенным попурри, куда вошли Power to the People Леннона, «Ода к радости» Бетховена, спиричуэлс Oh, freedom, написанные вскоре после окончания американской гражданской войны, и даже «Марсельеза». Аранжировал музыку Михал Павличек, а интерпретировали лучшие чешские рок-звезды. Некоторая проблема возникла лишь с «Одой к радости»: ее английский перевод XIX века Гавел счел для целей вечера слишком архаичным. Он попросил меня – тогда уже почтенного председателя Комитета по иностранным делам, обороне и безопасности чешского Сената, но в молодости (наряду с многими другими грехами) еще и достаточно успешного рок-текстовика – сделать новый перевод «Оды». Я пришел от этого поручения в ужас. «Вацлав, ну скажи, что ты не всерьез. Это же Шиллер, Бетховен, а не какие-то там Mamas & Papas. Нет, ничего не выйдет». «Я все понимаю, – ответил мне толерантный как всегда президент. – Делай, как знаешь. Но разве твою песенку когда-нибудь исполняли для пятидесяти глав государств?» Я убрал из «Оды» херувима и дочь рая и написал текст.