Гавел - [193]

Когда Гинсберг на следующий день после ночного перелета добрался до Праги, он обнаружил, что пациент стабилен и окружен командой врачей, которые хотя и были (что естественно) озабочены, но ситуацию контролировали. Гинсберг осмотрел президента, провел несколько процедур, выступил на пресс-конференции, где похвалил работу своих чешских коллег, и на следующий день вернулся в Нью-Йорк[976]. Спустя два дня я навестил Гавела в больнице. Говорить он хотел не о своем здоровье, а о последнем кризисе в чешском правительстве[977] и о назначении Мадлен Олбрайт государственным секретарем Соединенных Штатов. Из больницы его выписали на второй день Рождества.

Переполох, подогреваемый разнообразнейшими сообщениями, их опровержением, неподтвержденными слухами и утечками информации, продолжался несколько недель и в известной мере способствовал тому, что Дашу стали воспринимать как эмоциональную, непредсказуемую и мстительную фурию, взявшую на себя роль гавеловской защитницы и ревнующую к любому, кого можно заподозрить в намерении как-то навредить ей – женщине, занимающей столь исключительное положение. Врачи же имели претензии к ее любительским и, по их мнению, даже опасным попыткам вмешаться в лечение высокопоставленного пациента.

Так или иначе, но вполне возможно, что именно непрерывное Дашино дежурство возле больного, ее просьбы, призывы и взрывы гнева помогли справиться с ситуацией, когда Гавел совершенно точно был на пороге смерти. Она неутомимо следила за тем, чтобы каждый делал то, что было в его силах, и даже больше, хотя и рисковала стать непопулярной. Сам Вацлав Гавел был убежден, что именно она его «спасла, да еще и несколько раз»[978].

Разумеется, должен был последовать хеппи-энд голливудских масштабов. Изначально предполагалось, что события станут развиваться согласно сценарию, который Гавел, после того как попросил в апреле 1996 года Дашиной руки и Даша согласилась, разработал, по своему обыкновению, в мельчайших подробностях[979]. В то лето в Градечке он составил список гостей, нарисовал для невесты идеальное свадебное платье и букет и, как и двадцать лет назад в истории с Иткой, подготовил список из семи мероприятий, во время которых намеревался представить свою новую подругу жизни[980]. Сама свадьба была запланирована на 26 апреля 1997 года и должна была состояться в маленьком деревенском храме в Младых Буках, неподалеку от Градечка[981]. Однако болезнь Гавела не просто сорвала его программу, но и настолько недвусмысленно напомнила ему о том, что все мы смертны, что он решил не ждать до весны.

В новогодней речи 1997 года президент говорил не только о сгущающихся над чешской политикой и экономикой тучах, но и о собственных неоднократных встречах со смертью в ушедшем году: сначала умерла Ольга, а потом он сам неделю находился между жизнью и смертью. Гавел сказал: «И я снова остро осознал, что единственным истинным источником воли к жизни является надежда, надежда как внутренняя уверенность; даже то, что поначалу кажется нам чем-то бессмысленным, может иметь глубокий смысл. И наша задача состоит в том, чтобы отыскать его. А еще я осознал отчетливее, чем прежде, почему без любви к ближнему человеческая жизнь лишается чести именоваться человеческой жизнью»[982].

Третьего января 1997 года он подтвердил свои слова действием и сочетался браком с Дагмар Вешкрновой в той же ратуше пражского Жижкова, где более сорока лет назад женился на Ольге. Свидетелем со стороны жениха опять стал Ян Тршиска. Свидетельницей со стороны Дагмар была ее коллега-актриса Таня Фишерова. Предполагалась скромная гражданская церемония, однако из-за утечки информации она превратилась в беснование телевизионщиков и бульварных медиа[983].

Плохое настроение

Кроме обычных пожеланий – еще одно: никогда не становись президентом.

Поздравления Вацлава Гавела Гарольду Пинтеру к семидесятилетию, 10 октября 2000 г.

Изменение семейного положения Гавела вызвало неожиданную реакцию иммунной системы народа, которая давала о себе знать больше года. По какой-то, видимо, не вполне рациональной причине средства массовой информации, общественность и политические круги с трудом свыкались с новым браком президента. Одни упрекали его в отсутствии такта и вкуса за то, что он заключил новый брак меньше чем через год после смерти Ольги. Другие отмечали – не в пользу Даши – несходство между обеими женщинами, одна из которых всю жизнь избегала публичности, а вторая сделала себе карьеру на сцене. Средства массовой информации, пользуясь своей способностью воздействовать на подсознание, намекали, не говоря этого прямо, что в новой первой леди есть что-то от заезжей выскочки. Прозвучало и напрашивавшееся, но несправедливое сравнение с аргентинским диктатором Хуаном Пероном и его Эвитой, притаившейся за кулисами.

Какое-то время казалось, что президентская чета все делает неправильно. «Никто тогда толком не знал, как должна выглядеть первая дама страны и что должно входить в ее обязанности, но все знали, что она не должна выглядеть так, как я», – скажет Даша по этому поводу спустя годы[984]