Гавел - [110]

Но Гавел, разумеется, ничего о списках не знал, а если бы и знал, вряд ли бы это его остановило. Все вокруг наконец-то пришло в движение. Общая пассивность сменялась чем-то куда более привлекательным. «Островки позитивного отклонения» увеличивались, сливались воедино и множились. Чем усерднее власти пытались вытеснить независимые группировки из общественного пространства, тем активнее последние создавали собственное параллельное пространство.

Каждый июль с начала восьмидесятых годов на берегах лесного пруда неподалеку от южночешской деревушки Горносин собиралась неприметная компания молодых людей и семейных пар среднего возраста – с детьми, кошками и собаками. Они устроили там лагерь, где кроме палаток имелись еще два деревянных сруба, служившие кухней и складом. (Время от времени в этом лагере поселялись пионеры из Волыни, что служило прекрасной ширмой для властей.) Туда часто приезжали психологи и психиатры, работавшие в разных специализированных больницах; первоначальная цель – до того, как тон там стали задавать семейные пары и дружеские компании, – состояла в том, чтобы создать нечто вроде сообщества для тренинга терапевтов. За несколько лет группа, насчитывавшая в выходные дни не менее сотни душ, превратилась в своеобразную биржу для обмена самиздатской литературой и инкубатор петиций и писем протеста. Днем в лагере проводились «подрывные» семинары, а по ночам его обитатели предавались еще более подрывному музицированию вокруг костра. Примерно в то же время на западе Словакии, в Кисуцах, возникло похожее товарищество словацких интеллектуалов, художников и музыкантов, расцветшее пышным цветом в еще более примитивных условиях (одним из преимуществ обоих мест было отсутствие электричества и телефонной связи, что сводило к минимуму риск прослушивания); программы сообществ были очень схожи. Со временем обе группы объединились и создали общефедеральную сеть дружеских контактов, существующую и по сей день. Интеллектуальный потенциал этой сети потрясал воображение. В сообщества входили известные психологи и психиатры, певцы и композиторы, драматурги, писатели, философы, переводчики, а после 1989-го к ним присоединились и несколько министров, лидеры партий, депутаты и сенаторы, а также парочка послов[658].

Именно в Горностин и привезла однажды Итка Воднянская своего небезызвестного друга. Случилось это в июле во второй половине восьмидесятых годов. В тот день в огромном военном ангаре, по крыше которого колотили струи жуткого ливня, Гавел почтил присутствующих лекцией о естественном союзе между диссидентами восточного блока и выступающими против западноевропейского истеблишмента политическими группами, в частности, немецкими «зелеными». Хотя в группе было несколько экологических активистов, которые только что организовали протест против запланированного строительства плотины Габчиково-Надьмарош, публике подобные рассуждения показались неприемлемыми, и она весьма шумно сообщила об этом оратору. К тому времени Гавел уже успел привыкнуть к более теплому приему и дома, и за границей, однако он никогда не уклонялся от интересной интеллектуальной дискуссии, поэтому вернулся туда снова. В 1990 году, уже как президент, он приехал в сопровождении двух машин с охранниками, стерпел водружение над его палаткой президентского штандарта и затеял разговор о рифах и ловушках новой конституции, которую как раз намеревался предложить. Встретили его слова не менее бурно, чем тем июльским днем[659].

Оппозиционное движение во главе с «Хартией-77» тоже росло и ширилось. Двое оппозиционных журналистов – Иржи Румл и Рудольф Земан – попросили разрешить им издавать «Лидове новины», чтобы продолжить традицию этой довоенной либеральной ежедневной газеты, а когда – что не было неожиданностью – в просьбе им отказали, все равно взялись за издание. Группа более молодых – и более радикальных – диссидентов, костяк которой составляли Иван Лампер, Виктор Карлик и Яхим Топол, начала выпускать андеграундный «Револьвер Ревю»[660] – модернистский коллаж: искусство, поэзия и комментарии. Активисты из среды мирян-католиков, одним из которых был Аугустин Навратил (его усилия были вознаграждены заключением в психиатрическую клинику в Кромержиже, и это лишь один из сложно доказуемых случаев использования медицины в карательных целях, практиковавшегося в годы нормализации), потребовали самостоятельности церкви и ее отделения от государства в петиции, подписанной более чем 600 000 верующих[661]. Стали расправлять плечи и официальные церковные структуры, возглавляемые примасом чешской католической церкви кардиналом Томашеком.

Вацлав Гавел не играл и не мог играть центральной роли во всех этих событиях. Однако, оглядываясь назад, поражаешься тому, в скольких из них он участвовал – или непосредственно, или как вдохновитель, зритель, друг. Он был точно паук, ожидающий своего часа посреди сплетенной им паутины.

Чем дальше, тем чаще покидал он свое «гетто», чтобы посетить театры, концерты и вернисажи, подгоняемый как своим вечным неизбывным любопытством, так и явным стремлением переступать границы. Где бы он ни появился, его встречали заговорщицкие улыбки и любители автографов. Больше всего ему нравилось бывать в музыкальном клубе «На хмелници», где играли в основном альтернативную музыку и собиралась соответствующая публика. Он даже ходил на концерты и спектакли под открытым небом в пражском парке Стромовка. Во время таких вылазок он иногда спрашивал меня: «Ну что, будешь сегодня моим телохранителем?» Отлично зная, как плохо я гожусь для подобной роли, он имел в виду, что рядом с ним должен быть человек, который, если что-то случится, сообщит об этом Ольге и «миру».