Гавел - [109]

Пока Гавел упрекал себя за то, что посочувствовал человеку, который сам всего этого хотел, и за то, что «уподобился всем этим западным простакам, которые тают, как снеговик в печке, стоит какому-то восточному владыке одарить их обворожительной улыбкой», Горбачев прошел совсем рядом с ним. Он махал и дружески улыбался – «и мне вдруг кажется, что машет он именно мне и улыбается тоже мне.

И третья неожиданность: внезапно я осознаю, что моя учтивость, которая велит мне ответить на приветствие, оказалась проворнее моих политологических размышлений, – я растерянно поднимаю руку и машу в ответ».

Ну, а по дороге домой настает время четвертой и последней неожиданности: «я совершенно не корю себя за свое робкое помахивание рукой. У меня же действительно нет никакой причины не ответить на приветствие просвещенного царя! Ведь это две разные вещи – ответить на его приветствие и откреститься от собственной ответственности, перекладывая этот груз на его плечи»[652].

Процесс перестройки в Советском Союзе вдохновил Гавела на создание следующей пьесы, получившей название «Реконструкция». При ее написании драматург придерживался заведенного порядка, продиктованного как боязнью внезапно выйти из состояния творческого подъема, так и необходимостью побыстрее закончить рукопись и спрятать ее до очередного обыска. Первая версия была написана за пять дней – в Праге; позднее, за следующие проведенные в Градечке пять октябрьских дней 1987 года, он пьесу отредактировал, начисто перепечатал на машинке и начитал на магнитофонную кассету.

Как и ряд предыдущих творений Гавела, «Реконструкция» рассказывает о бесплодных попытках реформировать нереформируемую систему. Архитекторы и планировщики, получившие задание перестроить маленький городок, поначалу чувствуют угрызения совести, потому что к ним приходят несколько местных жителей и жалуются на то, что их выселят из старых, но уютных домов в современный, однако отвратительный спальный район. Пока реконструкторы решают свои моральные дилеммы (причем некоторые даже выражают сочувствие протестующим гражданам, хотя им и грозит за это наказание), наверху происходит резкая смена политики. Традиции и разнообразие теперь приветствуются, а от перестройки городка отказываются. Архитекторы радостно бросаются переделывать чертежи, но… их радость оказывается преждевременной: система возвращается к прежней консервативной политике. Пьеса заканчивается трагедией: один из реконструкторов в приступе отчаяния прыгает с замковой стены и разбивается насмерть. Гавел снова верен себе: самоубийца – это не разочаровавшийся в своих ожиданиях фанатик и не обуреваемый сомнениями реформатор, а здравомыслящий реалист Кузьма Плеханов[653], никогда не питавший никаких иллюзий. Плеханов – единственный персонаж пьесы, чье поведение в отношении остальных героев более или менее мотивировано, и потому о нем можно сказать, что, поскольку он живет в правде, хотя и дурно пахнущей, он и есть тот единственный, кто «имеет право на смерть»[654]. Посыл пьесы, в духе гавеловских эпиграмм, звучит так: «Если уж мы должны умереть, так, может, нам до того позволено хотя бы пожить?»[655] Пьеса, действие которой разыгрывается в замке, и урбанисты (те же землемеры, но чуть более активные) – ее главные персонажи – это, возможно, подсознательный привет от Гавела Кафке: «Есть цель, но нет пути; то, что мы называли путем, – это промедление»[656].

Может показаться, будто в промежутке между печальными кафкианскими глубинами «Реконструкции» и перспективой того, что Гавел вскоре и сам станет «институцией», теряется его типичный юмор. Однако в действительности восхождение к вершинам лишь взбадривает его склонность подмечать повсюду абсурдное и достойное осмеяния. Его написанная в 1987 году «Свинья, или Охота Вацлава Гавела на свинью» (Prase, aneb Václav Havel’s Hunt for a Pig) возникла из попытки порадовать Ольгу в день ее рождения (на который она пригласила свое Библиотечное общество взаимопомощи – «Гробка»), устроив традиционный забой свиньи с обязательным последующим пиром. Попытки Гавела найти в соседней деревне Влчице нужное животное (что в коммунистической Чехословакии оказалось делом нелегким) привели к тому, что сельчане составили заговор с целью поводить беспомощного писателя за нос и взвинтить цену свиньи до небес. Гавел, который к тому времени уже привык делать заявления по любой проблеме для мировых медиа, пересказал эту историю в виде фиктивного интервью, якобы данного им репортеру известнейшего мирового агентства. Он терпеливо отвечает на серьезнейшие, но при этом совершенно тривиальные вопросы о подробностях поиска свиньи, точно перечисляет всю последовательность действий, говорит о том, как реагировали на происходящее герои истории… – причем выдерживает тон, что годился бы для повествования о решающей схватке с режимом. И только когда репортер в конце спрашивает: «Что вы думаете о господине Горбачеве?», лидер чехословацкой демократической оппозиции отвечает: «Иди в жопу!»[657]

Но вот перестройка все же потихоньку добралась и до Чехословакии. В декабре 1987 года партийное руководство решилось сместить президента Гусака – символ нормализации и стагнации – с поста генерального секретаря партии, заменив его Милошем Якешем. Не то чтобы это был заметный шаг вперед. Якеш был одним из самых бесцветных и одновременно самых твердолобых и неумных аппаратчиков высшего партийного эшелона. Он крепко держался в седле с тех пор, как в качестве председателя контрольно-ревизионной комиссии партии руководил чистками после 1968 года. Ничто не свидетельствует о том, что он взялся за порученное ему дело, горя энтузиазмом и идеологическим рвением, но ничто не указывает и на то, что его сдерживали какие-то нравственные барьеры. Именно это в нем и пугало больше всего. Можно было представить, как он сидит и составляет списки для отправки в концлагерь. Кстати, эта воображаемая картина оказалась не такой уж далекой от правды. После Бархатной революции в архивах были обнаружены документы об «Операции Норберт» – плане интернирования, а то и чего-то худшего, тысяч «враждебных элементов» в случае «чрезвычайной ситуации». Имя Вацлава Гавела стояло в списке одним из первых.