Ганнибал - [11]

Тут спасенный нами кормчий раскрыл глаза так, что они, казалось, вот-вот выскочат из орбит. Лицо его стало белым как мел.

— Тем временем несколько их пентер подошло к уцелевшим кораблям. Теперь на нас градом посыпались кувшины со скорпионами и змеями. Они с грохотом разбивались о палубы, и эти твари тут же набрасывались на нас. Воины же Ганнибала, которые также запрыгивали на наши корабли, могли не бояться змей и скорпионов. На ноги у них были надеты кнемиды[41], на стопы натянуты кожаные кошели. Думаю, Ганнибал захватил около тридцати кораблей, остальные или сгорели, или пошли ко дну. У Пергама больше нет флота.

Вечером в крошечной гавани одного из островов мы узнали, что после столь блистательно выигранного им морского сражения Ганнибал сразу же сошел на берег, чтобы осмотреть укрепления на южной границе Вифинии и пополнить ряды своего войска.

* * *

Как приятно писать именно вечером, время от времени поднимая голову из-за заваленного папирусными свитками и заставленного чернильницами стола и смотреть на море усталыми глазами. Вскоре тьма окончательно поглотит меня, как море ныряльщика, но в отличие от него старику Антигону уже никогда не будет суждено сойти на берег.

Дующий с северо-востока легкий ветерок доносит сюда запахи моря и дальних дорог. Корабли в Александрийской гавани готовятся плыть на запад, однако римляне не пропустят их слишком далеко.

Я посылаю Коринну за сирийским вином и водой и приказываю набрать ее в глубоком колодце на площади. Там она всегда свежая в отличие от хранящейся и стоящей в подвале моего дома цистерне воды, набранной в одном из отведенных от Нила каналов. Под воздействием вина и ветра я вновь погружусь в раздумья и закончу свои записанные на множестве папирусных свитков воспоминания, обнаружив наконец нить, связующую их с нынешними временами. Работая над ними, я потерял счет дням, и потом, кто знает, какой завтра подует ветер. Этот сегодняшний, например, побудил меня мысленно перенестись в мои родные места, а именно в любимый Кархедон, который, если исполнятся пожелания римлян и Масиниссы, довольно скоро превратится в груду развалин. И тогда они скажут: «Здесь стоял Карфаген».

Там я родился за четыре года до нелепой гибели великого Пирра[42] и пресловутого нарушения Римом договора, вызвавшего первую войну между Италией и Ливией. Никто тогда даже представить себе не мог, что оно повлечет за собой гибель целого мира. За свою долгую жизнь я побывал и на заснеженных горных отрогах Восточной Индии, и на западном побережье по ту сторону океана. Мне довелось видеть многих великих людей и присутствовать при принятии ими самых отчаянных решений. Теперь они все кажутся мне совершеннейшими ничтожествами: и несчастный добродетельный упрямец Регул, и выдающийся стратег Гамилькар, и, разумеется, Сципион Бесчувственный, которого они называют Сципионом Африканским. Какими бы великими они ни были, на деле они представляли собой лишь колеса механизма, способные только ускорить или замедлить его ход. Однако они не могли ни остановить этот механизм, ни самостоятельно отломиться от него. Только один-единственный человек способен был заглянуть в даль времен, и все эти годы, когда бурные события сменяли друг друга с головокружительной быстротой, только он мог предотвратить гибель его и моего мира и направить поток времени в другое русло. Ни Ахилл[43], ни Кир[44], ни Александр не могли сравниться с ним. Прошло уже два года после гибели Ганнибала, а в александрийских тавернах все еще вспоминают его. В Риме же о нем просто никогда не забудут. Он был огромным костром, из пепла не возродится феникс[45], и мне остается только придавать пеплу моих воспоминаний форму отточенных фраз.

* * *

Вообще-то все увиденное мной в этом сне происходило на самом деле, но теперь я уже далеко не уверен в этом, уж больно часто он мне снится.

— Вон еще один. И опять совсем без весел. И весь нос в пробоинах. Жуть какая. И с каждым днем таких все больше и больше. Плохи наши дела. — Бостар помахал гранатом, затем впился в него зубами и начал выплевывать косточки. Ювелирная мастерская его отца находилась поблизости от окружавших военную гавань высоких стен. Тамошние обитатели знали, правда, не больше жителей других городских кварталов, но уже сама близость к гавани превращала Бостара в истинного знатока происходящего вокруг. Стоявший рядом Итубал важно кивнул в знак согласия. Он не то чтобы верил Бостару, но считал своим долгом поддержать приятеля, поскольку оба были пунами.

— Не говори глупостей. — Я скорчил брезгливую гримасу. — Вот если бы вернулось мало кораблей, тогда да. А поврежденные триеры всегда можно починить.

Худой как щепка Итубал прикрыл глаза рукой, пытаясь разглядеть приближающееся с юга военное судно. Оно неторопливо проплыло мимо сторожевой башни. На таком расстоянии разглядеть пробоины в носу было совершенно невозможно. Здесь Бостар, несомненно, дал волю своей фантазии, если только за ночь глаза у него не стали как у орла. Однако у корабля действительно отсутствовали два ряда весел.

— Ну что скажешь, глупый эллин? — хитро сощурился Бостар.