Гамлет - [79]
А кембриджская выпускница Полина Спаркс, англоязычный поэт из Чешира (тот самый Чешир, близ Манчестера), в своем письме ко мне от 2 апреля 2020 г., не отрицая прочтения Иваницкого, добавила: «Hell-sin-goer — грешник, которому место в аду, однако gore — кровь, кровопролитие».
Изначальное — gor — место (как — ийск, — град, — поль).
По-русски это милое местечко могло бы называться Адовратск-на-Крови.
Русское прочтение урбонима Эльсинор мне предложил Стан Прибылов из Принстона: Else nowhere — «Больше Нигде».
То есть Утопия, ведь Утопия от др. греч. οὐ-τοπος — «не место», «место, которого нет».
А Полина Спаркс подсказала вариант перевода: Нездейск.
И добавила: Эльсинор — это по фонетической ассоциации почти Эльзаград (поклон в сторону королевы Елизаветы!).
Всё это показывает глубину шекспировской семантизации текста, в котором просто нет ничего случайного: осмысляется (и переосмысляется!) каждый поворот действия, обыгрывается и отыгрывается каждая реплика, а каждое слово откликается многомерным эхом. Возражения, вроде того, что приводит Игорь Шайтанов (мол, у Шекспира было мало актеров, и Горацио, донося королеве на Офелию, «здесь появляется не в характере»), должны быть отвергнуты. Почему? Да потому, что у этого автора так быть не могло.
ПРИЛОЖЕНИЕ
.
Петр Аршакуни
Новости из братской Норвегии
«Гамлета» редко ставят целиком. Как правило, текст с различной степенью неистовства сокращают и перекраивают — просто потому, что «Гамлет» длинный.
Зачастую под раздачу попадают первый монолог Горацио (о дуэли старшего Гамлета со старшим Фортинбрасом) и сцены отбытия и возвращения послов Вольтиманда и Корнелия. Они, казалось бы, имеют отношение скорее к территориальным претензиям принца Норвежского, нежели к датскому династическому кризису, отчего бы ими не пренебречь.
Но вот что, по-моему, занимательно.
Как радостно сообщает нам могильщик, в день, когда родился принц Гамлет, датский монарх заколол короля Норвегии. Значит, Фортинбрас, сын Фортинбраса, к этому времени если не рождён, то, во всяком случае, зачат.
Но тридцать лет спустя он, как и Гамлет, по-прежнему принц. И послов своих Клавдий отправляет к дяде Фортинбраса, королю Норвегии.
При живом наследнике (причём способном собрать войско, достаточное для войны с Данией, а значит, и для свержения узурпатора) подобный расклад, насколько я понимаю, возможен только в том случае, если дядя принца, став регентом, позаботился о том, чтобы жениться на вдове своего покойного брата-короля.
А за происходящим в соседнем королевстве с интересом наблюдает Клавдий. И делает выводы.
Тридцатилетняя история, за последней неделей которой наблюдает зритель, начинается с дуэли старого Гамлета и дуэлью родившегося в тот день его сына завершается.
Марк Борнштейн
Кое-что о «королевских пиратах»
Внезапная командировка Гамлета в Англию — логически понятный ответ Клавдия на «Мышеловку». Принц объявил, что знает все подробности убийства отца, и дяде ничего не остается делать (в его понятиях), как вслед за братом убить племянника.
До убийства Полония командировка держится в секрете. Знают конвоиры — Розенкранц и Гильденстерн. И еще Полоний. После нечаянного убийства Полония командировка обретает внутридворцовое оправдание: ради спасения принца.
Когда перед уходом из опочивальни матери Гамлет спрашивает мать об Англии, она так легкомысленно отвечает, что правда, она и забыла. И тут Гамлет открывает ей глаза на подлинную цель командировки: не в Англию его отправляют, а к отцу.
Итак, плаванье. Вечером — отплытие, а ночью, когда все уснули, Гамлет прокрадывается в каюту друзей-тюремщиков, выкрадывает письмо короля к Англичанину, убеждается в том, что его подозрения верны на все сто, и подменяет письмо. Спасся! Наутро нападают пираты, идут на абордаж, но как только Гамлет со шпагой перескакивает на их корабль, тут же отваливают. При этом не захватывают судно, не грабят его, не требуют с принца выкупа. Обращаются с ним по-джентльменски. Возвращают в Данию. Доставляют письма Гамлета к Горацио.
И при этом знают, что делают. Странное поведение пиратов, не так ли? И что же в таком случае является целью их экспедиции, если не спасение принца? (они же не могут знать, что прошедшей ночью тот уже сам себя спас).
С вопросом, кто же снарядил эту экспедицию, я промучался несколько лет. Ну конечно, не Гертруда — не мог же Клавдий сообщить ей, что отправляет сына на смерть. Допозревался до предположения о некоторой тайной оппозиции режиму, хорошо осведомленной о дворцовых тайнах.
Чушь — об этом у Шекспира ни полслова.
…И все-таки — Гертруда, больше некому. Значит, ночной урок не прошел даром. Она узнала об убийстве мужа. А в этом и ее вина: какой смысл Клавдию убивать короля при законном наследнике, если бы не уверенность в последующей женитьбе на любовнице-королеве, легитимизирующей узурпацию трона? И в убийстве Полония она тоже повинна: позволили ж ему подслушивать за ковром.
Вот почему она демонстративно пьет яд в финальной сцене. Мотив — спасение сына (спасибо Диме Крымову, который это понял и показал в театре имени Станиславского в 2002-м).
