Гамарджоба, панове! - [17]

— Видим тебя. Снайпер держит твою голову на мушке. Бросай автомат и выходи с поднятыми руками. Иначе будем стрелять на поражение.

— Дядьку, нэ стриляйтэ! Я нэ можу выйты, бо пораненый. Кулэмэт бросыв, — крикнул высокий, дребезжащий мальчишеский голос.

— Нос! Вижу его. Он у меня в прицеле! Могу стрелять! — радостным голосом крикнул Пуля.

— Я тебе стрельну! Я тебе сейчас по ушам… опусти ствол, — заорал я на этого засранца, — слышь, малой! Оружие в сторону, я иду к тебе. Всё нормально будет, не дёргайся.

Пока ещё не видя этого раненого хохла, я краем глаза заметил, что винтовку Пуля не опустил и всё так же смотрит куда-то вперёд через оптический прицел. А вот и он! На земле сидел, оперев спину на пенёк, большой, упитанный мальчишка лет семнадцати — восемнадцати. Круглая, стриженная под «ноль» белобрысая башка, бледные от ранения и страха полные щёки, еле заметный пушок под носом и полные слёз огромные голубые глаза. Он, не моргая, испуганно смотрел на меня, облизывая сухие губы. Разведчик, твою мать! Штанина на правой ноге парня была разрезана от паха до лодыжки и туго перевязана выше колена грязным бинтом, пропитанным кровью. Рядом лежал ручной пулемёт ПКМ, с отстёгнутым магазином. Я встал так, чтобы перекрыть своей спиной «линию огня» нашему неугомонному снайперу. Но через минуту уже услышал его недовольное сопение у себя за правым плечом.

— Сынок, идти сможешь? Скоро будет темно и тебя уволокут злые бабайки, если не пойдёшь с нами! — попробовал пошутить я с раненым «бойцом добровольческого батальона», — Как зовут тебя, хлопчик?

Неожиданно лицо мальчишки сморщилось, и он тихонько заплакал, пуская из носа пузыри и причитая:

— Евгэном мэнэ звуть. Ой, дядьку, нэ чипайте мэнэ! Я бильшь нэ буду! Пораненый я, до дому поиду.

— Не трогайте его! — неожиданно возмутился Пуля, — а какого хрена сюда припёрся? А, Евген? Ты откуда вообще?

— Из Луцька я. С другом Тарасыком на вийну пишлы. Его вже вбылы… — опять заныл наш хохол.

— Заткнись, гад! — для порядка щёлкнул затвором Пуля, — вставай и пошли, тебе говорят. Или шлёпну прямо здесь!

Я вдруг начал понимать, что ребята передо мной — абсолютные ровесники. Только один, пухлый недоросль, «пийшов на вийну клятих кацапив та москалив вбывать» за компанию с уже убитым здесь другом Тарасиком. А второй, недоученный ПТУшник, здесь мстит за невинно убитую родню и защищает свой дом от «скачущих фашистов — тарасиков».

— Нэ можу я идты, братыку. Артерию перебило на нози, еле кров зупынылы, — хлюпал носом Евген.

— Какой я тебе братик, сучья рожа? Вставай, давай! — прикрикнул Пуля, несильно пнув по здоровой ноге пленного Евгения.

Поняв, что с ровесником не договориться, Евген снова переключился на меня:

— Дядичку, мэнэ Игнат на соби тягнув. Алэ я дуже важкий для нёго. Вин казав, шоб я тут чекав, а воны ночью за мной прыйдуть. Отпустыть мэнэ, будь ласка. Я никого нэ вбывав. У мэнэ маты… — разрыдался, недоговорив фразы, «грозный» разведчик Евген.

Для себя я давно уже решение принял. Забираем пулемёт и уходим. А Евгена? А раненого мальчишку Женьку оставляем здесь. Пусть этого стокилограммового украинского подсвинка такие же как он и прут на себе. И дай ему Бог пережить этот стресс, вылечиться и стать настоящим мужчиной. И не дай ему Бог забыть всё это и вернуться!

Я поднял пулемёт, поставил на штатное место магазин с патронами и сказал, обращаясь к Пуле:

— С военной точки зрения пленный Евгений из славного города Луцка ценности не представляет. Посмотри на него. Он же всю тюремную кухню обожрёт, пока его обменяют. Украинский доброволец остаётся здесь ждать своих товарищей для эвакуации на лечение по месту постоянного жительства. Вопросы есть? Вопросов нет, а если всё-таки есть, обсудим по дороге. Вперёд, снайпер.

Пуля шёл впереди, недовольно футболя, попадающиеся на пути грибы поганки. Он был явно недоволен моим решением и обдумывал свои дальнейшие действия. Я тоже понимал, что скажи я Деду, Коту или Вире, что отпустил сдавшегося врага, могут возникнуть неоднозначные вопросы по поводу моей лояльности. Я догнал Пулю, остановил его и спросил:

— На вопрос ответь. Только честно, можешь даже подумать.

— Ну? Задавай, — шмыгнул носом Пуля.

— Кто кого первый обнаружил? Мы его или он нас?

— Ну, он, — честно ответил парень.

— А теперь смотри, — я отстегнул от пулемёта рожок с патронами и показал его Пуле. На месте были все 45 патронов, калибра 7,62 мм.

— И, что? — всё ещё не понимал меня мальчишка.

— А, как думаешь? Если он заметил нас первым, имея в руках пулемёт с полным магазином патронов, мог он нас обоих положить?

— Мог… — опустив голову, и поняв, к чему я клоню, ответил Пуля.

— А ведь не стал! А, Пуля? Мог, а не стал. Значит, не всё человеческое вытравили у этого пацанёнка. И мы с тобой это поняли и поверили ему, — поставил я точку в этом эпизоде военных действий.

— Ладно, Нос. Давай шагу прибавим. Петрович обещал ещё ухи наварить, а за нашими мужиками хрен успеешь, — повеселевшим голосом отозвался Пуля, перепрыгивая через небольшую воронку. Он всё понял. И я понял, что вопросительные знаки в его голове поменялись на знаки восклицательные.