Гадир, или Познай самого себя - [6]
Уже вторая половина дня (значит, 52, 123)
Проклятая неосмотрительность: я все еще лежал на столе! Надеюсь, никто меня не видел. Взял тетрадь в руку, будто в задумчивости, и расхаживаю туда-сюда, время от времени прислоняясь к стене, якобы погруженный в размышления (на самом деле я полирую чудное стальное лезвие; оно должно быть достаточно острым, чтобы я смог быстро разрезать шерстяное одеяло, - полагаю, восьми полос хватит; на остаток я использую плащ, все равно в нем плыть неудобно).
Если бы только не было этой гадкой дрожи; первый раз в жизни чувствую себя "дряхлым" (что неудивительно, принимая во внимание ночную нагрузку для мускулов. Лучше, пожалуй, сяду).
Все еще день
Я тут же снова задремал - сидел в Массилии в тесной темной кухне с родителями, у деревянного стола; они ссорились, переругивались; отец прямо-таки кипел от негодования, с напыщенным видом отдавая мне, взрослому мужчине, какие-то нелепые распоряжения, страшно выкатывал глаза, кривил рот, изрыгал грубую солдатскую брань; я этого не спустил и рубанул ему прямо в круглую скандальную морду нечто такое, что он сразу замолк, совершенно сбитый с толку, сник и сидел смирно, будто штаны потерял, хм?! Я проснулся и снова испытал, как прежде в подобных случаях, восхитительное чувство гордости и облегчения, освобожденно рассмеялся, запрокинув голову (ничего себе было детство у этого Пифея. Да и сам он вырос малый не промах, а?!).
Руки так и чешутся, как взгляну на прутья решетки: смогу ли их отогнуть? Если да, то я исчезну уже сегодня ночью. Выпью-ка я остатки воды (или вылью на голову: она как огненный шар. Так назывался кабак в Афинах, возле библиотеки, - "У большого огненного шара"; хозяин с непоколебимой уверенностью рассказывал всем посетителям, что когда-то в этом доме останавливался Гомер; с тесного двора видно было окно комнаты с "мемориальной табличкой" внутри!).
У меня больше нет терпения, чтобы спокойно думать о чем-то, никакого терпения.
Все-таки как грамматики пo шло и нелогично мыслят, насколько они неотесанны в философском плане: называют "я был" первым, или несовершенным прошедшим временем; "я имею быть (сделавшим то-то и то-то)" - вторым, или совершенным (а "я имел быть (...)", что еще куда ни шло, - третьим, или сверхсовершенным). Между тем объяснить всю эту систему так просто: у человека есть три временных плана переживаний - неопределенное будущее ("я буду"); интенсивное, но очень тесно ограниченное настоящее ("я есмь"); богатое воспоминаниями, наполненное образами, гарантированное, а потому многоступенчатое прошлое ("я был" и проч.). Это "я был", собственно, и является формой замкнутого в себе, уже не воздействующего на настоящее, прошлого, то есть "совершенного" прошедшего времени. Напротив, "я имею быть (...)" (как со всей очевидностью следует из факта включения в эту конструкцию формы настоящего времени "я имею"!) представляет собой самое недавнее, еще полностью связанное с настоящим и воздействующее на него прошлое! (Пример: я врываюсь, не успев перевести дух, в комнату к другу и спешу сообщить ему: "Послушай, намедни имею я быть пришедшим на агору..." и т.д.); то есть это как раз и есть "первое", "недавнее", еще "несовершенное" прошедшее время! А дураки грамматики только на основании более сложного устройства этой формы сделали тупоумный вывод, что она выражает большую временную отдаленность события!!! Наверное, должно пройти не одно тысячелетие, прежде чем из учебников исчезнут подобные ложные понятия.
Красивый долгий закат
(которому нет конца! это все глупости, можно подумать, я хоть что-нибудь о чем-нибудь знаю!)
Сначала полежать минутку-две: я вдруг перестал чувствовать, покоится ли моя правая рука на груди, или она вытянута вдоль тела, или - всякое ощущение мускулов пропало.
Появились звезды
Да! Да!!! Они отгибаются! Внутрь и вверх (правда, старый стол нестерпимо заскрипел, когда я подставил плечо под свободный конец и с силой стал отжимать прут). Теперь разрезать одеяло и плащ и связать полосы.
Хорошо; стоп. (Остаток плаща я потом намотаю на голову; взять хлеб, стальное лезвие, свою тетрадь.) Веревка обернута вокруг туловища. В проеме окна я смогу сесть на корточки.
Спокойно!
Спокойно!!! Как долго сегодня двое караульных обходят один круг: четыреста восемнадцать ударов пульса - во второй раз четыреста семьдесят (или сердце бьется быстрее?) Еще раз посчитать. Проход внизу довольно узкий, неполных две сажени; напротив почти на высоте окна внешняя стена крепости. Я должен попытаться из положения на корточках одним прыжком перемахнуть туда; потом спуститься вниз к морю.
Спокойно: они возвращаются: четыреста девяносто, девяносто один, девяносто... Ладно.
Теперь еще досчитать до ста; потом прыгать.
Теплая; вода будет теплая. Сорок. Бороду мог бы и обрезать. Будет мешать; вся пропитается влагой. Пятьдесят. Веревку нужно будет обмотать вокруг камня, завязать и утопить, иначе они - шестьдесят - сразу нападут на след. Первые две-три стадии плыть совершенно бесшумно - семьдесят - лучше под водой. Надежно ли я закрепил веревку на прутьях? Восемьдесят. Осторожно выдвинуться вперед: подушечки пальцев на ногах должны упираться в самый край. Девяносто. Руки рядом со ступнями, чтобы оттолкнуться. Оттолкнуться: Сто!!!
В третий том серии «Утопия и антиутопия XX века» вошли три блестящих романа — классические образцы жанра, — «Гелиополис» (1949) Эрнста Юнгера, действие которого происходит в далеком будущем, когда вечные проблемы человека и общества все еще не изжиты при том, что человечество завоевало Вселенную и обладает сверхмощным оружием; «Город за рекой» (1946) Германа Казака — экзистенциальный роман, во многом переосмысляющий мировоззрение Франца Кафки в свете истории нашего столетия; «Республика ученых» (1957) Арно Шмидта, в сатирическом плане подающего мир 2008 г.
Все слабее власть на русском севере, все тревожнее вести из Киева. Не окончится война между родными братьями, пока не найдется тот, кто сможет удержать великий престол и возвратить веру в справедливость. Люди знают: это под силу князю-чародею Всеславу, пусть даже его давняя ссора с Ярославичами сделала северный удел изгоем земли русской. Вера в Бога укажет правильный путь, хорошие люди всегда помогут, а добро и честность станут единственной опорой и поддержкой, когда надежды больше не будет. Но что делать, если на пути к добру и свету жертвы неизбежны? И что такое власть: сила или мудрость?
Повесть о первой организованной массовой рабочей стачке в 1885 году в городе Орехове-Зуеве под руководством рабочих Петра Моисеенко и Василия Волкова.
Исторический роман о борьбе народов Средней Азии и Восточного Туркестана против китайских завоевателей, издавна пытавшихся захватить и поработить их земли. События развертываются в конце II в. до нашей эры, когда войска китайских правителей под флагом Желтого дракона вероломно напали на мирную древнеферганскую страну Давань. Даваньцы в союзе с родственными народами разгромили и изгнали захватчиков. Книга рассчитана на массового читателя.
В настоящий сборник включены романы и повесть Дмитрия Балашова, не вошедшие в цикл романов "Государи московские". "Господин Великий Новгород". Тринадцатый век. Русь упрямо подымается из пепла. Недавно умер Александр Невский, и Новгороду в тяжелейшей Раковорской битве 1268 года приходится отражать натиск немецкого ордена, задумавшего сквитаться за не столь давний разгром на Чудском озере. Повесть Дмитрия Балашова знакомит с бытом, жизнью, искусством, всем духовным и материальным укладом, языком новгородцев второй половины XIII столетия.
Лили – мать, дочь и жена. А еще немного писательница. Вернее, она хотела ею стать, пока у нее не появились дети. Лили переживает личностный кризис и пытается понять, кем ей хочется быть на самом деле. Вивиан – идеальная жена для мужа-политика, посвятившая себя его карьере. Но однажды он требует от нее услугу… слишком унизительную, чтобы согласиться. Вивиан готова бежать из родного дома. Это изменит ее жизнь. Ветхозаветная Есфирь – сильная женщина, что переломила ход библейской истории. Но что о ней могла бы рассказать царица Вашти, ее главная соперница, нареченная в истории «нечестивой царицей»? «Утерянная книга В.» – захватывающий роман Анны Соломон, в котором судьбы людей из разных исторических эпох пересекаются удивительным образом, показывая, как изменилась за тысячу лет жизнь женщины.«Увлекательная история о мечтах, дисбалансе сил и стремлении к самоопределению».
Пятьсот лет назад тверской купец Афанасий Никитин — первым русским путешественником — попал за три моря, в далекую Индию. Около четырех лет пробыл он там и о том, что видел и узнал, оставил записки. По ним и написана эта повесть.