Габсбурги. Блеск и нищета одной королевской династии - [84]

Придворная жизнь имела твердо установленный план не только в течение дня, но и соблюдалась последовательность времен года. Торжества и праздничные дни были заранее, задолго до их наступления, отмечены в календаре. В дни рождений и на именины императора и императрицы все придворные и дипломатический корпус появлялись в императорском дворце Хофбург, чтобы поцеловать высочайшие руки и посмотреть, как император обедает.

В «Тоизонтаг» — праздничный день годовщины ордена Золотого Руна — рыцари ордена в темно-красных, расшитых золотом бархатных мантиях, слушали мессу и вечернюю службу в часовне Хофбурга и обедали вместе с императором в Хофбурге, неслыханно редкая честь.

Не все события, которые император освещал блеском своего присутствия, сохраняли в течение всего времени внешние приличия. По праздникам разных святых — заступников, когда император посещал соответствующие церкви, и после этого обедал в трапезной прилегающего монастыря, часто все его окружение приходило в смятение. Собиралась огромная толпа людей, кричала, толкала и тянула, наступала, борясь за место, откуда хорошо было видно все. Родственники и друзья монахов или монахинь прокладывали себе дорогу через лейб-гвардию, чтобы выпросить милость у императора. Часто масса вела себя так дико и непристойно, что императорская гвардия оказывалась беспомощной, и чернь едва пропускала придворных, когда они приносили еду Его Величеству, (которая всегда приготавливалась только в кухнях дворца и ее приносили оттуда).

Но какой бы формальной ни была жизнь во все остальное время года, на Fashing (Фашинг) — во время карнавалов на Масленицу — все преграды падали и «потерпевшее величество» становилось требованием дня.

Для всего придворного общества, начиная с Крещения и до самого вторника на Масленой неделе- последнего дня Фашинга — продолжалась вереница буйного веселья: балы-маскарады, «ridotti» (Редутные залы — танцзалы), комедии, оперы, катания на коньках, фейерверки, концерты и конный балет. На придворных балах ужин подавался в два часа утра, и танцы продолжались до рассвета. Для катания на санях сотни повозок привозили, если требовалось, свежий снег с гор и посыпали им улицы и площади внутреннего города. Господа из общества разыгрывали по жребию дам, которые должны были ехать с ними на званый ужин. В красивых резных санях в форме драконов, павлинов и лебедей общество мчалось по улицам, музыка играла и драгоценности дам и мужчин искрились в свете факелов.

Во времена барокко императоры Габсбурги особенно любили маскарад в Хофбурге, который назывался «Трактир» или «Корчма». Замок превращался в сельский дом «Черный орел», император и императрица переодевались крестьянами — хозяином и хозяйкой, придворные наряжались молочницами, брадобреями, постижерами и пастухами; начиналось веселье, и церемониал отменялся. Во время одного известного «Трактира» в Хофбурге в 1698 году, его посетил царь Петр Великий[279]. Он появился переодетым во фризского крестьянина, выпил поразительное количество вина и до самого рассвета кружил своих красивых партнерш, отплясывая казачок.

Эти два периода — Карнавала и Великого поста, отражали контраст человеческой жизни, противоположные полюса желаний, так что один не мог существовать без другого. В Вене преобладал здоровый, грубоватый дух Фашинга больше, чем дух поста. Это был город беззаботный и оживленный. Спускающиеся террасами виноградники окружали город с давних времен. Кружение в танце, запрещенное как безнравственное в других немецкоговорящих странах и давно популярное в Вене, изобилие аристократии и современная, комфортабельная жизнь большинства граждан — все это способствовало карнавальному веселью, которое Британский посол, Сэр Роберт Кейс, сравнил однажды с «шестью неделями, прожитыми в турецком барабане». У этого народа, страстно преданного сцене и театральным постановкам, появлялась свобода, которую давали маски на Фашинг: каждому, хотя бы раз в году, давался шанс сыграть роль по своему выбору. Даже Габсбурги спускались с Олимпа, чтобы один день побыть Амфитрионом[280].

Когда же во вторник, в последний день Масленицы, била полночь, музыка замолкала, танцующие ноги останавливались, на сценах гас свет, праздники прекращались. Начиналась «Пепельная среда» — среда первой недели великого поста. Французский посол, герцог де Ришелье[281], жаловался в одном из писем к себе на родину, что он и придворные должны были следовать, «как кучка лакеев» за императором, совершающим молитвы и что между вербным воскресеньем и пасхой он «провел сто часов на коленях». Возможно это не было преувеличением, так как государственному министру по должности полагалось во время поста не менее 80 публичных молитв.

Но и во время Великого поста в Вене исполнение обрядов напоминало большое театральное представление. Блестящие процессии наматывались, как светящаяся нить, на узкие улочки внутреннего города, искрясь музыкой и богатством красок; при этом император и императрица часто вышагивали пешком во главе процессии. На импровизированных сценах, где-нибудь на углу улицы, ученики иезуитов показывали благочестивые постановки и «развлекательные шествия» поста: шествие Вербного воскресенья, спуск с Елеонской горы, шествие на Страстную пятницу. Сотни участников представляли в костюмах с музыкой историю страданий Христа. Для «процессии до Хернальса» император, императрица и все придворные одевали маски и костюмы библейского характера. В память страстей Христовых они верхом на ослах вели все население от собора Святого Стефана дальше за город до Голгофы — места в пригороде Хернальса: путь, который целиком соответствовал «via dolorosa», скорбному пути в Иерусалиме. Это было актом покаяния за первую и единственную протестантскую проповедь, которая была прочитана в Вене в соборе Святого Стефана. «Процессия до Хернальса», судя по сообщениям современников, больше отвечала духу Масленицы, чем Поста, потому что лесная чаща и живая изгородь вдоль их пути, часто становились местом в высшей степени светских развлечений между участниками.