Габсбурги. Блеск и нищета одной королевской династии - [86]
«Кто там?»
«Император Леопольд», — отвечал придворный камергер.
«Я его не знаю», — отвечал голос изнутри. Крипта оставалась закрытой.
Придворный камергер снова стучал трижды в железные ворота и снова голос из крипты спрашивал:
«Кто там?»
«Я, Леопольд, бедный грешник».
Настоятель католического монастыря Капуцинов распахивал ворота. Гроб открывали в последний раз, чтобы приор мог опознать персону, которую он брал на свое попечение. После этого саркофаг запирали двойными ключами навсегда.
VII. Проблемы с порядком наследования
1. Новый король Испании
Хорошо, что смерть отменяла все придворные формальности, которых требовал строгий этикет, потому что она была в те годы частым гостем в императорском дворце Хофбург. Блеск придворной жизни вновь и вновь гас в глубоком трауре каждый раз, когда снова приходила смерть. Бороды оставались небритыми, оперы и комедии объявлялись вне закона, карликов и шутов отсылали в отпуск, а дамы императорской семьи одевали траурные одеяния испанских монахинь.
Новым врагом стала оспа.
Снова и снова, она изменяла ход европейской истории. От нее умерла королева Англии, оспа уже загребла к себе испанского наследника трона, Балтазара Карлоса, Леопольд благодаря этому взошел на трон. В противоположность чуме, от которой богатые могли спастись бегством, если удавалось, при оспе, казалось, не было никакого спасения. Дети заболевали и умирали в течение нескольких часов, женщины ложились спать с ангельскими лицами и просыпались словно ведьмы, покрытые гнойниками.
«На всех моих сыновей и дочерей, кроме Римского короля, — писал Леопольд в 1691 году своему исповеднику, — напала оспа, последней была моя младшая дочь, которая родилась в прошлом году. Этот ангел был здоров, пока совсем внезапно не пришла болезнь. Почти три дня она болела и, как раз сегодня утром, у нее начались судороги, которые были так сильны, что невинная душа вознеслась на небо.
Я, как человек, с одной стороны чувствую потерю, потому что малышка была моей дочерью, с другой стороны, я утешаю себя тем, что у меня есть кто-то, кто будет просить за меня Бога. И я принимаю, как высшую божью милость то, что он, если уж и хотел забрать у меня ребенка, взял его, когда он был еще таким маленьким».
Пару лет спустя, он снова обратился за утешением к своему другу и духовному отцу, патеру Марко д'Авиано:
«Я должен сообщить вам печальное известие, а именно, что моя дочь, Мария Терезия[282], заболела оспой неделю назад. Казалось, все не так уж плохо, когда вдруг все изменилось, и Бог призвал ее к себе. Ваше преподобие может судить, как сильно я, как человек, переживаю этот тяжелый удар, потому что моя дочь была такой доброй и умной.
С другой стороны, я утешаюсь надеждой, что Бог допустил это, чтобы освободить ее от опасностей этой жизни. И это тем более, что она сразу же после того, как узнала, что заболела оспой, захотела исповедоваться, а ей еще не было двенадцати лет».
Благодаря счастливой случайности сын и наследник Леопольда, позднее император Иосиф I, вначале избежал оспы, а его младший брат Карл заболел только легко, так что на протяжении всей жизни у него был иммунитет против оспы.
Из 16 детей Леопольда его пережили только пятеро.
И все-таки, он был счастливее в этом, чем его племянник Карл II, король Испании[283].
Карл, единственный оставшийся в живых ребенок от того внутрисемейного брака между сестрой Леопольда Марией Анной и престарелым Филиппом IV, был болезненным от рождения. Казалось, что этот последний, слабый импульс испанской линии зачахнет от бездетности.
Современники приписывали болезнь и импотенцию Карла злому колдовству, однако, историки XIX века относили это на счет инбридинга Габсбургов. Но, как бы ни повлиял этот инбридинг на телосложение Карла, описания разнообразных болезней, которые мучили его с самого рождения: нарывающие язвы, больные кости и зубы, жалобы на нервное расстройство — заставляют предположить врожденный сифилис, который, весьма вероятно, был результатом частых набегов его отца на мадридские бордели.
Почти четверть столетия, с момента первого брака Карла с французской принцессой, крупные державы Европы занимались шпионажем в его спальне, чтобы разузнать, когда появится на свет наследник трона и родится ли он вообще. Испанцы смирились, в конце концов, с королевской бездетностью и с ироническим фатализмом высмеяли его в популярном четверостишии:
В годы, предшествующие смерти Карла, крупные державы поделили Испанию, как яблоко, составив целый ряд тайных договоров. Притязания Франции основывались на женитьбе Людовика XIV на Марии Терезии, старшей дочери Филиппа IV, на той самой инфанте, которую австрийский двор хотел заполучить сначала для старшего брата Леопольда — Фердинанда, а потом и для самого Леопольда. Однако, Мария Терезия к моменту заключения брака, окончательно отказалась от всех притязаний на наследство на испанский престол. Французским экспертам по праву пришлось очень глубоко покопаться в своем мешке, полном юридических уловок, чтобы найти подходящую отговорку и аргументировать ее: отказ считался недействительным, потому что приданое инфанты не было выплачено полностью.
Граф Геннинг Фридрих фон-Бассевич (1680–1749) в продолжении целого ряда лет имел большое влияние на политические дела Севера, что давало ему возможность изобразить их в надлежащем свете и сообщить ключ к объяснению придворных тайн.Записки Бассевича вводят нас в самую середину Северной войны, когда Карл XII бездействовал в Бендерах, а полководцы его терпели поражения от русских. Перевес России был уже явный, но вместо решительных событий наступила неопределенная пора дипломатических сближений. Записки Бассевича именно тем преимущественно и важны, что излагают перед нами эту хитрую сеть договоров и сделок, которая разостлана была для уловления Петра Великого.Издание 1866 года, приведено к современной орфографии.
«Рассуждения о Греции» дают возможность получить общее впечатление об активности и целях российской политики в Греции в тот период. Оно складывается из описания действий российской миссии, их оценки, а также рекомендаций молодому греческому монарху.«Рассуждения о Греции» были написаны Персиани в 1835 году, когда он уже несколько лет находился в Греции и успел хорошо познакомиться с политической и экономической ситуацией в стране, обзавестись личными связями среди греческой политической элиты.Персиани решил составить обзор, оценивающий его деятельность, который, как он полагал, мог быть полезен лицам, определяющим российскую внешнюю политику в Греции.
Иван Александрович Ильин вошел в историю отечественной культуры как выдающийся русский философ, правовед, религиозный мыслитель.Труды Ильина могли стать актуальными для России уже после ликвидации советской власти и СССР, но они не востребованы властью и поныне. Как гениальный художник мысли, он умел заглянуть вперед и уже только от нас самих сегодня зависит, когда мы, наконец, начнем претворять наследие Ильина в жизнь.
Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)
Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.
В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.