Футурист Мафарка. Африканский роман - [62]

«О, я не посмотрю на это!.. Гисса-гуу!.. Ну, еще усилие! Напрягите ваши мускулы! О, вы недостаточно сильны! Так будьте хитры… Выгадывайте силы, как будто вы поднимаете мачту! Пусть одни отдыхают, а другие в это время из своих выгнутых бедер сделают подпорку для клетки, чтобы удержать ее на той высоте, на которую ее уже подняли!.. Ну, старайтесь, пресмыкающиеся твари!.. Еще усилие, или я со всей силы стегну вас прямо по роже!..»

И кнут хлестал по бедрам упрямцев, которые, надрываясь в усилиях, теснились друг подле друга.

– О, я отлично вижу все!.. Я не позволю смеяться надо мной!.. Ну! Гисса-гуу!..

И гигантская клетка медленно поднималась, бороздя небо и расчесывая облака торчащей оправой, щелкавшей, как куча воинских копий.

Когда она была установлена на большом основании бархатистых скал, поддерживаемая многочисленными лесами, Мафарка вспрыгнул на утес и с большой высоты набросился на ткачей с ударами брани, более жестокими, чем камни:

– А теперь убирайтесь!.. Чего ждете вы?.. Вознаграждения за труд?.. Вот оно!.. Вы, вероятно, хотите, чтобы я его увеличил вдвое, по случаю того, что те умерли?.. Нате! Нате!.. Ударов кнута, сколько вам угодно!.. Это месть за ваши жертвы, которых вы презираете и которые, однако, сумели своими трупами создать матрац под клеткой моего сына!.. О, да будут они благословенны за то, что таким образом помешали крыльям поломаться!.. Что же касается вас, то все мои плевки не могут смыть ваше преступление!..

«Убирайтесь!.. И не попадайтесь мне больше на глаза!.. Отродье зловонных и паршивых псов!.. Тьфу!..»

Он соскользнул в пролет и бегал направо и налево, прогоняя ткачей взмахами грозного кнута, который нескончаемо был повторяем эхом в огромном амфитеатре, затопленном мраком.

Потом Мафарка бросился к тропинке, ползущей по скале. Его ноги, ставшие ясновидящими и пророческими, прыгали с глыбы на глыбу, с борозды на борозду, несмотря на густые тени, расстилавшие всюду козни, сети и ловушки.

И Колубби покорно шла за ним порхающими и точными шагами, которые едва касались земли. Она протягивала свое нежное лицо, истомленное страстью; на нем блестели глаза, полные детской тревоги. Ее взлетающая походка казалась неудовлетворенной от желания и мольбы; по временам Колубби останавливалась для того, чтобы перевести дыхание; грациозным движением хрупких рук она ласкала свои выпуклые виски и приподнимала густые волосы, которые оттеняли жгучую бледность щек.

Мафарка чувствовал за собою Колубби, как тень своей собственной молодости. Да, это было его прошлое, следовавшее за ним с гибкой фигурой молодой девушки и голосом небрежной музыки. Этот герой, закаленный в боях, нервно вздрагивал, видя, как она издали идет со смеющимся тамбурином и едкими дудками безудержной и скачущей жизни мальчишки. Ему чудилось, что он слышит шаги своих товарищей, еще играющих на гимбаре, среди душистых тропинок, которые ведут к родной деревне, милые косматые террасы которой должны были показаться вскоре после холма.

Он вдыхал сады, задушенные банановыми деревьями, широкая и сжатая листва которых образовывала сырой и низкий потолок. Белые цветы акации еще изливали запах горячих от любви и свежих от молока сосцов. Розы распространяли запах любовного пота, и Мафарка еще слышал крик аромата, который, через решетку, издают крыжовник и белая бархатистая смородина, словно подмышки восточных женщин.

О, сколько раз он ложился в траве у подножья фиговых деревьев, чтобы подкараулить хамелеона, который поднимал голову и изгибал спину на ветке, где был запутан его хвост!

Он не увидит больше их, изменчивых хамелеонов своей молодости, хамелеонов, пьющих солнце, шатающихся с вещим видом на заре в фруктовых садах, где видна пыль падающих звезд. Воспоминание, способное тоскливо разбить душу!..

Но шаги молодой женщины исторгали из земли величественные ноты лиры; словно она ходила по груди сумасшедшего. Мафарка стряхнул мечты, поднял угрозно голову и вскинул факел своей воли выше патетического сердца. Когда Мафарка достиг вершины скалы, он невзначай обернулся и удивился, сжав трепещущее женское тело в руках; он удивился потому, что привык чувствовать сзади себя только умоляющую тень…

– О, да! Я чувствую, что это была ты, моя молодость, та прекрасная молодость, случайные шаги которой еще умеют бегать по дырам моего сердца, как по отверстиям флейты, полной стонущей лазури!.. Я узнаю тебя по аромату рта, более нежного, чем сады моего отца, с густыми кустами роз, которые окровавливаются между прутьями решетки, как пленники, помешанные на свободе!.. Вы распространяли аромат, сады моей молодости, как любовник кричит о своем счастии, потому что слишком розово и благоуханно в его сердце!.. Колубби, Колубби! Твои губы отдаются моей жажде, как маленькие кадки, которые имамы наполняют нильской водой для небесных птиц во дворах мечетей!.. Колубби! Колубби! Я знаю, что ты можешь завести меня во дворцы, где мрамор, более белый и гибкий, чем тело молодой девушки, наклоняется чтобы расслышать, что говорит девственная лилия фонтанной струи!..

«Колубби! Ты даешь сон моим усталым мускулам, сон лагеря в кругу огня и стоящих воинов, сон замерзший на устах воды, сон ног, раскинутых под, веерами, на подушках зеленого и муарового щелка!.. Я знаю, что вышивки, отделанные золотом, и бахрома с желудями драгоценностей звучат, как музыка от твоих трепещущих в веселии и радости бедер магнолий!..