Фуше - [83]
Впрочем, Бурьенн, вероятно, зря приписывает заслугу «удаления» Фуше с политической сцены исключительно себе. То, что Фуше невозможно занимать сколько-нибудь ответственный пост и вообще оставаться во Франции, отлично понимает и глава министерства — Талейран. Чтобы спасти терпящий бедствие правительственный корабль, за борт необходимо выбросить лишний груз. Роль балласта в случае с «дрейфующим» к неизбежной отставке кабинетом должен исполнить, хочет он того или нет, герцог Отрантский. Талейран, правда, желает достичь этого чуть ли не с добровольного согласия самого Фуше. 14 сентября 1815 года в конце заседания кабинета, на котором присутствовал министр полиции, Талейран и Паскье вдруг ни с того ни с сего принялись рассуждать об огромном значении, какое в настоящий момент приобрела должность… посла Франции в Соединенных Штатах Америки… Фуше не пожелал понять этот более чем ясный намек…>{881}
15 сентября 1815 года герцог Отрантский получил новое назначение: он — посол при Саксонском дворе. В прощальном письме Фуше к Дельфине де Кюстин есть такие строки: «Мне не удалось добиться успеха, о котором я мечтал. Я говорил на языке разума с людьми, которые желают прислушиваться только к голосу страстей»>{882}. В Дрезден Фуше отправляется 27 сентября; он едет туда не спеша, заезжая «по пути» в Брюссель. К месту назначения Фуше прибывает только через месяц. Посольская служба герцога Отрантского длится недолго. Уже в начале 1816 года в «Бесподобной палате» раздаются свирепые инвективы против «цареубийц». Палата, констатируя «почти безграничное милосердие короля», требует, чтобы «вслед за милосердием начало действовать правосудие». 7 января 1816 г., по настоянию ультрароялистов, составляются списки цареубийц, подлежащих изгнанию. Бешенство ультра столь велико, требования репрессий столь кровожадны, что даже Поццо ди Борго (один из злейших врагов поверженного узурпатора и признанный лидер правой) заявляет: «Если бы этим господам предоставить полную свободу, то, в конце концов, и я сам подвергся бы чистке». Людовик XVIII лишает Фуше должности посла. Начинается изгнание.
Какие-то смутные отголоски происходящего во Франции достигают острова Св. Елены. 2 февраля 1816 года в дневнике генерала Гурго, разделившего с Наполеоном изгнание, появляется запись: «Вечером нам сказали о том, что Фуше казнен. — Я всегда предсказывал, — воскликнул император, — что он кончит жизнь на виселице!»>{883}. Наполеон, как всегда, поторопился с предсказаниями. Фуше никто не повесил, но уехать из Саксонии ему все же пришлось.
В феврале 1816 года герцог Отрантский обратился к Меттерниху с просьбой позволить ему жить в Австрии. Просьба изгнанника была удовлетворена, тем более, что он упомянул о своем намерении — очень и очень многих должно было напугать это намерение — заняться мемуарами[102]. Мемуары герцога Отрантского обещали быть скандально-интересными. Кому-кому, а уж его светлости Жозефу Фуше нельзя было отказать в знании самых закулисных, самых потаенных и невероятных дел и делишек, связанных с именами сильных мира сего в по меньшей мере половине европейских стран.
О себе Жозеф Фуше напишет с полным сознанием той исключительной роли, которую сыграл в событиях своего времени, очень точно обозначив причину своего колоссального влияния: «Я должен признать, — напишет герцог Отрантский, — что никогда не существовало более могущественной полиции, нежели та, которая находилась под моим начальством…». О своих мемуарах он напишет как о произведении, призванном спасти память о нем от забвения. «Я не сойду в могилу бесследно…», — пишет Жозеф>{884}. Эти воспоминания, уверяет он, конечно же, будут правдивы. «Я заклеймлю позором то, что достойно осуждения, — я с уважением отнесусь к тому, что того уважения заслуживает…», — пишет Фуше>{885}. Утверждение, подобное этому последнему, вряд ли можно счесть оригинальным. У любого мемуариста можно найти не один десяток высказываний такого рода.
Нет, господин Жозеф Фуше, разумеется, не был бесстрастен в своих мемуарах. Многое из того, что он «вспомнил», крайне сомнительно. Странным образом о многом он «позабыл» вспомнить или рассказал об этом настолько вскользь и походя, что на основе этих отрывочных фраз нельзя составить себе о некоторых событиях сколько-нибудь удовлетворительное представление. Тем не менее при всех умолчаниях, искажениях, очевидной лжи, намеренных неточностях мемуары герцога Отрантского — ценнейший памятник эпохи, мимо которого не может пройти ни один серьезный исследователь проблем Великой французской революции и Наполеоновской эры.
