Фуше - [79]

Фуше, бледный от сдерживаемого гнева, хотел было скорчить презрительную мину, но мог пробормотать только несколько ничего не значащих слов, которые он закончил чем-то вроде сентенции, усвоенной впоследствии его наемными хвалителями и послужившей им для смягчения его преступлений:

— Я никогда не изменял ни своим друзьям, ни своим убеждениям.

Как будто подобный человек мог иметь каких-нибудь друзей и какие-нибудь убеждения! Увидев бесполезность предпринятого ими шага, трое депутатов вышли, охваченные негодованием»^{835}.

Тогда же слишком поздно спохватившийся Карно в гневе задает Фуше вопрос: «Куда же мне теперь идти, предатель?» и слышит в ответ презрительное: «Куда тебе угодно, дурак»^{836}. Виртуоз по части интриг, грязных политических плутней, надежно скрытый от любопытных взоров своей серенькой внешностью и таинственностью шпионских занятий, Фуше впервые оказался у всех на виду, возглавив Временное правительство. Впечатление было шокирующим. Даже самые злобные враги не смогли бы услужить Фуше больше, чем это сделал он сам, будучи президентом «комиссии пяти» в июне-июле 1815 года.

Фуше уверен в том, что он полностью контролирует ситуацию. Своей приятельнице Дельфине де Кюстин он пишет в эти дни: «Вам нечего бояться… Положитесь на меня — хотя мне и придется противостоять буре в одиночестве… Доверьтесь моему мужеству»^{837}.

Каковы все же были реальные плоды «президентства» Жозефа Фуше?

Герцог Отрантский добился в стане союзников перемирия, а у Людовика XVIII — гарантий: отказа от репрессий и обещания реформ. На многих страницах своих мемуаров Фуше описывает свою деятельность в качестве «либерального» президента либерального Временного правительства^{838}. Эти страницы заполнены мелочными и малоинтересными деталями. Фактически, что бы ни говорил Фуше, речь шла о капитуляции, и вся эта борьба за призрачные гарантии способна была лишь ненадолго отсрочить неизбежный финал.

8 июля 1815 года в Сен-Клу делегаты Временного правительства подписывают капитуляцию с Веллингтоном и маршалом Блюхером.

По настоянию Фуше «неприличное» слово капитуляция заменяют более пристойным — конвенция^{839}. Один из пунктов конвенции, который, разумеется, не вносится ни в какие документы — это сохранение за Фуше поста министра полиции. Во время одной из встреч Фуше с Веллингтоном Фуше заводит речь о всеобщей амнистии. Находившийся там же Талейран говорит герцогу Отрантскому на это следующее: «Король представит вам полную и совершенную амнистию» и добавляет: «В то же время он предлагает вам министерство полиции. Вы его принимаете?» — «Да»^{840}.

Как и надлежало верноподданному, герцог Отрантский отправился представиться прибывшему, наконец, в Сен-Дени королю. Эта историческая встреча могла бы кануть в Лету, по счастью, этого не произошло и история обрела еще один, поистине шекспировский сюжет.

Одновременно с Фуше и старинное аббатство, служившее усыпальницей многих поколений французских монархов, явился Шатобриан. «Вначале я вошел в церковь, — вспоминал знаменитый автор «Рене», — стена, смежная с монастырем, разрушилась; древний храм освещала одна-единственная лампада. Я вознес молитву у входа в подземелье, куда на моих глазах опустили прах Людовика XVI; сердце мое, полное тревоги за будущее, исполнилось глубокой благочестивой печалью, какой я, пожалуй, не испытывал никогда в жизни. Перед покоями короля никого не было; я сел в углу и стал ждать. Внезапно дверь отворилась, и в комнату безмолвно вошли порок об руку со злодеянием — господин де Талейран об руку с господином Фуше; адское видение медленно проплыло мимо меня и скрылось в кабинете короля. Фуше спешил поклясться своему повелителю, что будет служить ему верой и правдой; верноподданный цареубийца, преклонив колена, жал рукой, приблизившей смерть Людовика XVI, руку брата короля-мученика; клятву скреплял епископ-расстрига»^{841}.

Беседуя с Людовиком XVIII, Фуше, по его словам, пытался побудить короля не распускать палаты, принять трехцветную кокарду в качестве национального символа и расформировать королевскую гвардию. «Одним словом, — пишет Фуше, — я хотел увидеть Людовика XVIII во главе… революции, и, таким образом, содействовать закреплению ее результатов»^{842}. Фантастическое намерение, если оно, конечно, в самом деле существовало, остается мечтой… Все предложения Фуше, рассматривавшиеся в королевском совете, были отвергнуты, в то время как сам король заявил, что скорее вернется в Гартвелл[99], чем согласится их принять^{843}.

Рассуждая о роли, сыгранной Фуше во время «Ста дней», Рэй Кабберли, специально исследовавший этот вопрос, замечает: Фуше, по всей вероятности, был архитектором реставрации, но он не был ее причиной: причина заключалась в силе обстоятельств. Все, что сделал Фуше, — это то, что он попытался найти наилучший выход из скверной ситуации^{844}. Что же, в каких-то деталях Кабберли, возможно, и прав; можно спорить с ним, можно согласиться с его мнением. Но важно другое — признание того несомненного факта, что герцог Отрантский пытался определить судьбу страны, исходя из своих личных интересов. Жюль Мишле как-то сказал: «Люди жертвуют собою лишь ради того, что считают беспредельно великим. Для жертвы нужен алтарь, нужно божество…». Таким божеством для Фуше был… он сам. «Фуше во всем действовал только для себя»