Фуше - [78]
Ко времени переговоров Фуше с Веллингтоном относится и другой эпизод, о котором красочно поведал в своей автобиографии знаменитый поэт-песенник Пьер-Жан Беранже. Организуя делегации для встреч с представителями стран-победительниц, пишет Беранже, Фуше стремился не допустить к участию в них людей, известных своими республиканскими принципами, и просто порядочных людей. Когда в состав одной из таких депутаций попал Манюэль, человек, известный своим патриотизмом, Фуше «отправил вместо него, но под его именем одного из своих секретарей — Фабри…». Вскоре обман открылся. Трое разгневанных депутатов — Солиньяк, Дюрбаш и Дюпон — поспешили к герцогу Отрантскому. «Они застали его неодетым, чем еще более увеличивалось неприятное впечатление, производимое его отталкивающей внешностью. Выслушав упреки этих господ и настойчивые вопросы Дюпона, Фуше начинает свои лживые объяснения. А затем, видя, что никого не убеждает, он осмеливается напомнить о своих революционных званиях, будто бы доказывающих его ненависть к Бурбонам. Звания эти, к несчастью, снискали ему доверие со стороны многих граждан и, между прочим, Манюэля, честная душа которого не могла постигнуть того, что при политических переворотах те, которым есть что искупать, первые бывают доступны подкупу.
Утомленный, наконец, разглагольствованиями Фуше, Дюрбаш в пылу негодования встает, когда Фуше еще и еще раз повторяет:
«Разве вы забыли, кто я?» —
Дюрбаш отвечает ему:
— Нет, мы этого не забыли, и воспоминания толпой приходят ко мне. В самом деле, кто же такой этот монсеньор герцог Отрантский? Разве это не тот бывший член конгрегации Оратории и не тот председатель народных собраний, который в то время, как возгласы возмущения прерывали речь одного рабочего, требовавшего уничтожения культа высшего существа, воскликнул: «Не перебивайте этого молодого философа»? Разве это не тот Фуше, который вместе с Колло д’Эрбуа купался в крови расстрелянных картечью лионцев? Не Фуше, подавший голос за смерть Людовика Капета; не тот Фуше, речь коего дышала при этом всей силой железной логики, хотя потом он и объяснял ее внушенным ему страхом? Или это не тот Фуше, который поочередно служил и изменял жирондистам, Дантону, монтаньярам и Робеспьеру? Вы совершенно правы, господин герцог, между Фуше и Бурбонами немыслимо примирение. Изменив императору, который обогатил вас и дал вам возможность пользоваться вашим богатством, даже когда вы впали у него в немилость, вы не посмеете изменить Франции! Вы не посмеете, единомышленник попа Талейрана, сдать Париж принцам, которые никогда не перестанут видеть в вас одного из палачей их брата! Даже если бы они и забыли это на минуту, дочь Людовика XVI на коленях с плачем напомнит им об этом. И чем дороже они заплатят вам за возвращение на трон всякими милостями и высокими должностями, тем страшнее: они вскоре заставят вас искупить их собственную слабость. Берегитесь же, как бы, несмотря на вашу дружбу с Веллингтоном, не пришлось вам потом позавидовать участи Карно, над доблестями которого вы так смеялись. Пусть его изгоняют, он может быть уверен, что повсюду встретит сочувствие великодушных сердец. Но подумайте, господин герцог, когда будет изгнан Фуше, продавший императора, нацию и ее представителей, когда этот Фуше будет вне Франции, то где же он сможет показаться, не напомнив каждому того, что сам Робеспьер называл его кровавым извергом? И разве, увидев его, не вспомнят слов Наполеона: «Вот человек, который всюду запускал свои грязные лапы». Умереть в изгнании и умереть в позоре, герцог, это страшнее мучительной пытки. Предайте нас, и вы испытаете и то и другое».
