Фридрих Барбаросса - [24]

Он был уверен в своей принадлежности к высшей аристократии. Это не означало, что подобно другим принцам он был тщеславен и презирал народ. Но, как все сеньоры того времени, из вполне естественной гордыни был убежден, что принадлежал к правящему классу и что все, с кем ему полагалось быть щедрым, не имели к нему никакого отношения. Вполне типичный представитель своей касты, своего клана и ранга, он всегда считал себя знатнейшим среди знатных, принцем среди принцев, законно призванным волею судьбы к исключительно почетной карьере и грандиозным делам: вот тут-то частное лицо и становится государственным деятелем.

Государственным деятелем, самая главная черта которого — понимание его функций и обязанностей. А они заключаются в том, что он — король, тем более — император, он — Величество, так как его характер, складывающийся из гордости и стремления к славе, естественно подводит его к слиянию с Величием в одно целое. Поскольку он очень властен, то не допускает оспаривания своего суверенитета над подданными, вытекающего из его королевских прерогатив, феодальных обычаев и римского права, с которым ему вскоре предстоит познакомиться. В этом вопросе как в идейном плане, так и в политике он будет наиболее принципиален: империя — это он.

Это он, потому что пожелав и получив империю, старается сделать ее величайшим делом своей жизни, ибо он действительно очень властолюбив. Властолюбцем он был с юности, остается им в зрелые годы, будет им и в старости. Впрочем, его амбиции неопределенны: он хочет все большего, без мистических эксцессов, без мифических поисков. Хочет быть самым совершенным из рыцарей, лучшим из военачальников, наиболее почитаемым из монархов, самым могущественным из императоров: благородные желания, заставляющие его постоянно что-то предпринимать и никогда не позволяющие отступить перед неудачей, потому что он по натуре оптимист, уверен в себе, доволен собой без глупого тщеславия и всегда счастлив тем, что Провидение подарило ему исключительную судьбу.

Его главная политическая добродетель наряду со вкусом и пониманием власти заключается в очень живом практицизме. Не то чтобы он никогда не мечтал, подобно любому монарху, о необыкновенных предприятиях и бурных успехах, — ведь империя легко может внушить волшебные видения. Но каждый раз в своих решениях и действиях, если не в своих отношениях, он сдерживал порывы, порожденные иллюзиями. С самого своего восшествия на престол он очень хорошо понял положение и проблемы Германии, наметил и программу для Италии, в трудные моменты умея быть ловким реалистом, готовым к переговорам если не лично — этого он не любил, — то, по крайней мере, через посредничество тщательно отобранных агентов.

Умный и тонкий политик, любящий власть, а значит и любящий принимать решения, он был замечательным деятелем. Любовь к действиям, соответствующая его физической силе и живости ума, сделала его неутомимым. Немецкие дела, итальянские вопросы, духовные и религиозные проблемы, Запад и Восток, идеи и их осуществление — его интересовало все, он брался за все и занимался всем. Если бы он был глупым или бестолковым, если бы не был благородным в своих помыслах, амбициях и характере, то был бы всего лишь посредственным управляющим, пребывающим вечно в движении, всегда в поисках или ожидании результатов. Но, не будучи ни неумным, ни беспорядочным, метя высоко и задумывая все в крупных масштабах, он имел все необходимые качества для того, чтобы стать могущественным властелином как в мире, так и в войне, как в управлении и администрации, так и в отношениях со своими подданными, потому что моральные качества делали его лидером, внушающим больше уважения, нежели страха.

Все эти добродетели имели и обратные стороны. Вкус к власти и силе, амбициозность, привычка к действию, которая могла подавить размышление и правильную оценку реальности, приводили иногда к упрямству, не имевшему ничего общего с упорством, и к поражениям, являвшимся в какой-то степени ошибками. Ему случалось потерять много времени, прежде чем он понимал, что избранный путь неверен, и, то ли из гордыни, то ли из-за врожденного неумения договариваться, не мог быстро сменить ориентацию. В этом заключались его личные недостатки. В некоторых случаях этому необыкновенному властелину не хватало хладнокровия и самообладания.

Этому замечательному человеку нужны были великие замыслы и удивительные предприятия. С 1152 года никто не сомневался, что он проявит себя в своих инициативах. Потому что с этого момента у него появилась программа, в деталях еще неясная, но задуманная с размахом и с таким расчетом, чтобы каждое направление его политики нашло в ней свое место.

Задача проста: Фридрих Барбаросса хочет восстановить монархическую власть в Германии, где царят беспорядок и анархия, и поднять как можно выше авторитет императора, который с 1125 года, если не ранее, ослабел и потускнел. Как заявляет он сразу же после своего избрания в письмах, адресованных разным лицам, в частности папе Евгению III, в этом заключается выпавший ему долг, так как император должен содействовать восстановлению, воссозданию и упрочению