Франко-прусская война. Отто Бисмарк против Наполеона III. 1870—1871 - [126]

Даже если французские войска и были в состоянии дать бой, подобное наступление тонкой линией соединений и частей, растянувшихся и не имевших резерва, сулило мало успеха. На самом деле они не были в состоянии перейти в наступление. 20-й корпус застыл в неподвижности из-за отсутствия обмундирования и лагерного снаряжения, и Круза упрашивал Фрейсине: «Разрешите мне встать на отдых на несколько дней с тем, чтобы прийти в себя. Боевой дух моих людей высок, но слишком многого им не хватает для этой холодной и сырой погоды». Фрейсине это не убедило. «Мне кажется, – писал он, – вы легко теряете уверенность в себе… Если и дальше я не смогу поручиться за этот корпус, вынужден буду считать лично вас ответственным за это, и вам предстоит отчитаться перед правительством за все последствия, которые может возыметь такая ситуация». И чтобы уж совсем унизить Круза, его подчинили Бийо, действующему командующему 18-м корпусом, на которого жаловался Круза за неспособность Бийо оказать ему действенную помощь под Бон-ла-Роландом.

Не все было безупречно и на левом фланге. Поспешный отход де Сони из Шатодёна 26 ноября обнажил тыл войск Шанзи для атак с запада, и только стойкость «вольных стрелков» Липовски в Барнзе на реке Кони позволила ему перестроиться для обороны от сил великого герцога Мекленбургского. Переброска на восток на Питивье, которую теперь от него потребовали, включала марш, минуя фланг сил великого герцога Мекленбургского, а под весьма активным командованием Штоша войска великого герцога Мекленбургского вернули себе былую способность к агрессивным и сплоченным атакам. Прежде чем де Сони смог двинуться в восточном направлении для взаимодействия с Пальером, Шанзи предстояло атаковать в северном направлении для устранения прямой угрозы его флангу, и 1 декабря он с этой целью перешел в наступление.

Дожди прекратились, сменившись легким морозом, – во благо артиллеристам и возницам, которым в последнее время приходилось голыми руками вытаскивать орудия и повозки из потоков грязи. Мороз явно содействовал и немецким войскам, находчивые и инициативные интенданты которых получили возможность беспрепятственно распределять захваченные на фермах запасы провианта и фуража, в то время как французские генералы, упрямо цеплявшиеся за африканские традиции, возили припасы за собой и держали их в совершенно непригодных для хранения палатках своих наспех развернутых биваков. Один только Шанзи отказался от этой порочной практики и стал подыскивать места для хранения припасов. И его сытые войска уже к 1 декабря по чуть припорошенным первым снежком и скованных морозом полям сумели вплотную продвинуться к позициям немцев. Им противостояли баварцы, рассеявшиеся среди редких деревень на равнине западнее Артене и оказавшиеся неспособными дать мало-мальски серьезный отпор. Французская артиллерия обеспечивала прицельный огонь, а их пехотинцы – стремительное наступление. Баварцы оставляли одну линию обороны за другой, пока не очутились на окруженной стеной ферме в Вийепоне, ставшей их опорным пунктом, где они получили возможность сосредоточить силы и где Штош организовал надежную оборону с тыла. Но французы были вдохновлены, а баварцы, напротив, запаниковали, и уже с наступлением темноты командир головной дивизии 16-го корпуса Шанзи, адмирал Жорегиберри окружили ферму и, проломив стены, сокрушил силы оборонявших ее немцев. Это стало второй по счету победой Луарской армии и, как впоследствии оказалось, последней.

В тот же вечер Шанзи направил вышестоящему командованию восторженный отчет о бое, в котором превозносил до небес успехи своих войск. Для Гамбетты это стало кульминационным моментом этого дня добрых вестей. Он уже получил из Парижа еще одно послание, как и предыдущее, доставленное ему тоже на воздушном шаре и тоже в восторженных тонах описывавшее итоги первого дня прорыва кольца окружения противника в Шампиньи. В донесении указывалось, что селение Эпине взято – Эпине-сюр-Сен, то есть то, что было захвачено в ходе отвлекающей атаки севернее Сен-Дени. Но в Туре его приняли за другой населенный пункт со схожим названием – за Эпине-сюр-Орж, селение километрах в шестнадцати южнее Парижа в глубоком тылу немцев, и овладение ею могло лишь означать, что Трошю сумел прорваться. 2 декабря Гамбетта сочинил проникнутое лиризмом, но весьма неблагоразумное в аспекте политическом воззвание.

«Гений Франции, пока что скрытно, снова заявляет о себе! [писал он.] Отныне пруссаки поймут, в чем разница между деспотом, сражающимся ради удовлетворения собственных прихотей, и «народом с оружием в руках», не желающим погибнуть… Франция и весь мир никогда не забудут о том, что Париж первым подал пример этой политики и тем самым закрепил ее моральное превосходство, храня верность героическому духу революции. Да здравствует Париж! Да здравствует Франция! Да здравствует единая республика!»

Трудно было бы отыскать способ глубже задеть чувства офицеров, все еще стоявших у руля во французской армии, в основном католиков и выходцев из богатых провинций, где преобладали роялисты. Собственно, именно из этих провинций армия Франции и черпала силу. Лишь полная и окончательная победа смогла бы послужить неким оправданием подобного рода высказываниями, но вот только победы не было, да и быть не могло.