Франко-прусская война. Отто Бисмарк против Наполеона III. 1870—1871 - [124]

Но если Фридрих Карл сумел убедить встревоженных командующих в своей способности владеть ситуацией, то д’Орелю де Паладину в Орлеане приходилось весьма туго. Разногласия, столь сильно осложнявшие отношения между д’Орелем де Паладином и Фрейсине до Кульмье, с новой силой возобновился после сражения. Для Фрейсине и Гамбетты бой при Кульмье был лишь первым шагом к Парижу. Они поставили в известность Трошю о победе через почтового голубя и убедили его начать прорыв для соединения с ними – оба верили, что необходимость наступления на столицу сейчас куда важнее, чем когда-либо, в противном случае вся операция просто рухнет. Д’Орель де Паладин, напротив, полагал, что подтягивание сил Фридрихом Карлом автоматически ставит крест на любом наступлении. Все, что он мог теперь предпринять, подчеркивал д’Орель, – это усиливать оборону Орлеана и ждать атаки – разумная стратегия, которой, как и предполагал Мольтке, д’Орель и будет придерживаться. Вопрос обсуждался на военном совете в Орлеане 12 ноября. В тот момент для обеих сторон еще оставалась возможность договориться, поскольку даже Фрейсине не мог отрицать необходимость превратить Орлеан в мощный опорный пункт и там собрать достаточно крупные силы для предстоящего наступления. Фрейсине же довольствовался тем, что отвел Орлеану роль базы для проведения набегов на немцев силами сформированных в этом городе сильных рейдовых групп для периодических атак немцев. Гамбетта издал свой нашумевший приказ армии, не оставлявший сомнений относительно отводимой ей роли. «Вы сегодня на пути в Париж, – писал он. – Никогда не забывайте о том, что Париж ждет нас и что честь обязывает нас вырвать его из лап варваров, угрожающих сжечь и разграбить его». Поэтому д’Орелю де Паладину было дозволено остаться в Орлеане, а делегация тем временем по крохам наскребала еще одну свою армию для подготовки к предстоящему наступлению.

Силы д’Ореля де Паладина состояли (на бумаге) из шести корпусов численностью свыше 200 000 человек. 15-й корпус (теперь под командованием Пальера) и 16-й корпус Шанзи располагались в центре у Орлеана, справа и слева от дороги на Париж соответственно, с флангов и с фронта их прикрывали «вольные стрелки». Слева в Шатодёне находился 17-й корпус де Сони, а генерал Фьерек – в Ле-Мане со своим непонятным 21-м корпусом. Справа, в Жьене, стоял 18-й корпус, временно без командующего, обязанности которого исполнял начальник штаба корпуса полковник Бийо, но вскоре его должен был принять Бурбаки, и, наконец, 15 ноября Фрейсине вызвал к себе генерала Круза, командующего силами, противостоящими немцам в долине Соны, и приказал ему доставить поездом лучшие из его частей на Луару, расположиться там на передовой в качестве 20-го корпуса между Бийо (18-й корпус) и Пальером (15-й корпус). Общая численность впечатляла, но на практике лишь 15-й и, вероятно, 16-й корпуса представляли собой в полном смысле слова боевые формирования. 21-й корпус был неспособен выступить из Ле-Мана, 17-й корпус почти распался, когда де Сони спешно перебрасывал его из Шатодёна до леса Форе-де-Маршнуар, в то время как 20-й корпус, офицерский состав которого состоял из отслуживших свой срок отставников, которым присвоили звания, но они им явно не соответствовали, имел на вооружении только набранное вразнобой откуда только можно огнестрельное оружие, подобрать боеприпасы к которому крайне трудно. Лишь бесстрашие и боевой дух превращали упомянутые формирования в нечто более организованное, чем отправляемое на скотобойню стадо баранов, но всерьез полагаться на них не приходилось.

Фрейсине и д’Орель де Паладин по-разному оценивали эти наспех собранные силы. Фрейсине делал упор на численность, которую, скорее всего, склонен был завышать.

Что же касалось д’Ореля, тот, сознавая их слабую боеспособность (но которую, вероятнее всего, он все-таки недооценивал), лишь укреплялся в нежелании покидать Орлеан. Эти солдаты послужили бы отличной мишенью для Фридриха Карла, и д’Орель де Паладин не был готов рискнуть ими, бросив их даже в предлагаемые Фрейсине локальные наступательные операции. Когда д’Орель неделю просидел сложа руки, Фрейсине 19 ноября написал ему, убеждая его атаковать. Ведь в его распоряжении, подчеркивал Фрейсине, 250 000 человек. «Не можем же мы вечно торчать в этом Орлеане, – настаивал он, – Париж изнемогает от голода и требует нашего вмешательства». Это письмо положило начало обмену посланиями, которые продемонстрировали, насколько глубока была пропасть непонимания, разделявшая гражданское правительство и главнокомандующего его вооруженными силами. Д’Орель де Паладин ответил, что оценка Фрейсине численности войск неверна до абсурдности: «Опасно доверяться иллюзиям, исходя из численности сил на бумаге, а не истинной». Мощь немецких войск и затяжное ненастье исключало возможность любой наступательной операции, кроме того, нечего было и пытаться планировать операции без сотрудничества с Трошю. Фрейсине представил достаточно обоснованный ответ, утверждая, что, мол, подобное сотрудничество невозможно, а что касается численности противника и ненастья, вряд ли и то и другое в один присест изменятся в лучшую сторону до того, как голод вынудит Париж к сдаче. Д’Орель де Паладин, не приведя контраргументов, решил занять позицию, преисполненную достоинства ложной многозначительности. «Вы рекомендуете мне продумать план парижской операции, считая именно ее моей главнейшей задачей, – писал он 23 ноября. – Решение этой задачи вызывает у меня ничуть не меньшую озабоченность. Но для ее решения необходимо сотрудничество и единство мнений правительства и армии, представленных их лидерами, которым Вы оказали доверие».