Французская защита - [35]
Он еще не осознавал, что в нем просыпалось давно забытое чувство. Симона понравилась ему с первого взгляда, но это было, скорее всего, похоже на констатацию простого факта: девушка необычайно привлекательна.
Точно такое же ощущение испытывал Одинцов, листая, например, каталог мод, где с глянцевых страниц ему улыбались молодые красотки.
— А вот так! Ты стал похож на настоящего джентльмена…
И Симона, взяв свого рослого спутника под руку, направилась к автомобилю, в котором их поджидал Василий Петрович.
— Ну, как? Оцените! — воскликнула она, когда русский эмигрант оторвался от газеты.
— Замечательно! У тебя, я заметил довольно давно, весьма хороший вкус. Щеки девушки порозовели…
Жорж Гиршманн уважительно тряс руку Виктора Одинцова.
— Я рад, что Вы, маэстро, приняли именно наше предложение! — воскликнул он.
— Я не мог иначе, и все благодаря вашим друзьям, — улыбнулся Одинцов. А в мыслях его все чаще мелькало: «Ну, когда же? Когда? Я должен уже зарабатывать здесь! Как стыдно быть на содержании, даже у друзей…» Жорж, Иоланта, Симона и Василий Петрович сидели за большим круглым столом в саду дома Гиршманнов, что находился в 30 километрах за городом. Они подробно отвечали на вопросы Виктора, касающееся различных нюансов его дальнейшего пребывания во Франции.
Для начала необходимо было получить годовую визу в консульстве, что находилось рядом с метро «Октябрьская» в Москве.
Жорж отпечатал на принтере официальное приглашение клуба, а также вручил Виктору специальную лицензионную карточку, дающую право играть в официальных соревнованиях.
— Теперь осталось только одно! — весело воскликнул Жорж.
— Что именно? — повернулся к нему Одинцов.
— Открыть Вам счет в банке. И, надеюсь, он будет пополняться каждый месяц! — улыбнулся президент клуба. — А жить Вы, Виктор, будете, думаю у нас в доме?
— Удобно ли это?
— Без проблем! Комнат много и Вы не стесните нас!
На следующий день Виктор вертел в руках синюю пластиковую карточку банка «Crédit Lyonnais».
Как будто в волшебном сне, не веря своим глазам.
Жорж положил на счет нового игрока его команды небольшую сумму, которая требовалась для открытия счета.
— Так. Все это замечательно, — вслух проговорил Одинцов, — но как мне заработать на дорогу домой?
Тоска по Наташе, Лизе, родным, друзьям с Таганки с каждым часом становилась все сильнее.
Внезапно в голову пришла идея.
Виктор позвонил Василию Петровичу.
— Можно я заберу всё то, что привез с собой?
— Конечно. Ты увезешь это обратно в Москву?
— Нет, я хочу попробовать продать эти вещи в шахматном клубе местным игрокам.
В багаже Виктора, который он оставил на rue Richer, были изумительной красоты шахматы, ручной работы (давний подарок отца), интересные книги, которые весьма ценились среди знатоков.
Одинцов видел, как нередко во время соревнований некоторые участники продают на отдельно стоящих столах шахматную литературу.
— Хорошо, приезжай, я дома.
Виктора любезно приветствовала хозяйка шахматного клуба «Каисса» мадам Шодэ. Несмотря на огорчение в связи с отказом русского игрока выступать за ее команду, пожилая женщина ни единым жестом не выказала свои эмоции.
Василий Петрович на французском попросил хозяйку клуба разрешить Одинцову выставить на продажу принадлежащие ему книги и комплект шахмат.
— Конечно, без проблем! — улыбнулась мадам. — Как раз через полчаса начнет собираться народ на воскресный блиц-турнир.
Спустя час Виктор уже вовсю сражался в пятиминутках с парижскими игроками. Трехмесячное пребывание в стенах Seine Saint-Déni сказывалось. Одинцов нервничал, допускал ошибки и никак не мог выйти в лидеры. Долгое время на первом месте шел югослав Ловачевич, заядлый «блицер».
У него была «набита рука», то есть практически ежедневно, по несколько часов подряд он просиживал в этом клубе, обыгрывая одного любителя за другим.
Шахматисты подходили к столику с выставленными книгами и комплектом, с интересом листали страницы, но пока ничего не покупали. Одинцов мрачнел.
Он не хотел просить денег ни у Василия Петровича, ни у Жоржа, ни, тем более, — у Симоны.
Русский эмигрант, побыв в клубе пару часов, не спеша побрел домой.
— Заходи после окончания! — пригласил он Виктора к себе.
— Спасибо! — Одинцов благодарно улыбнулся старику.
Когда блицтурнир подходил к концу, Виктор обратил внимание на невысокого смуглого человечка, с интересом вертевшегося около столика с книгами. Тот о чем-то поговорил с мадам Шодэ, и хозяйка указала ему на Одинцова.
— Вы продаете? — на ломаном английском спросил человечек.
— Да.
— Сколько Вы хотите за всё? — человечек обвел глазами пространство стола.
Он был одет в дорогой костюм синеватого цвета, на пальцах рук блестели золотые перстни.
Одинцов задумался.
Потом, в уме посчитав примерную сумму, ответил:
— Две с половиной тысячи франков.
— Non, non! — замахал руками смуглолицый. — Слишком высокий прайс! Виктор пожал плечами и пошел, было к своему столику.
Человечек догнал русского игрока и нежно взял его под локоть.
— Я Вам давать одну тысячу кэш, согласны?
Виктор покачал головой и сел за очередной блиц поединок.
Краем глаза он видел, как смуглолицый чуть ли не обнюхивает каждую резную фигурку из комплекта раритетных шахмат.
Когда коварный барон Бальдрик задумывал план государственного переворота, намереваясь жениться на юной принцессе Клементине и занять трон её отца, он и помыслить не мог, что у заговора найдётся свидетель, который даст себе зарок предотвратить злодеяние. Однако сможет ли этот таинственный герой сдержать обещание, учитывая, что он... всего лишь бессловесное дерево? (Входит в цикл "Сказки Невидимок")
Героиня книги снимает дом в сельской местности, чтобы провести там отпуск вместе с маленькой дочкой. Однако вокруг них сразу же начинают происходить странные и загадочные события. Предполагаемая идиллия оборачивается кошмаром. В этой истории много невероятного, непостижимого и недосказанного, как в лучших латиноамериканских романах, где фантастика накрепко сплавляется с реальностью, почти не оставляя зазора для проверки здравым смыслом и житейской логикой. Автор с потрясающим мастерством сочетает тонкий психологический анализ с предельным эмоциональным напряжением, но не спешит дать ответы на главные вопросы.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Удивительная завораживающая и драматическая история одной семьи: бабушки, матери, отца, взрослой дочери, старшего сына и маленького мальчика. Все эти люди живут в подвале, лица взрослых изуродованы огнем при пожаре. А дочь и вовсе носит маску, чтобы скрыть черты, способные вызывать ужас даже у родных. Запертая в подвале семья вроде бы по-своему счастлива, но жизнь их отравляет тайна, которую взрослые хранят уже много лет. Постепенно у мальчика пробуждается желание выбраться из подвала, увидеть жизнь снаружи, тот огромный мир, где живут светлячки, о которых он знает из книг.
Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.
Доминик Татарка принадлежит к числу видных прозаиков социалистической Чехословакии. Роман «Республика попов», вышедший в 1948 году и выдержавший несколько изданий в Чехословакии и за ее рубежами, занимает ключевое положение в его творчестве. Роман в основе своей автобиографичен. В жизненном опыте главного героя, молодого учителя гимназии Томаша Менкины, отчетливо угадывается опыт самого Татарки. Подобно Томашу, он тоже был преподавателем-словесником «в маленьком провинциальном городке с двадцатью тысячаси жителей».