Французская военная миссия в России в годы Первой мировой войны - [30]

) совместно с русскими, американскими и британскими коллегами целенаправленно искали «доказательства» связи большевиков с немцами, стремясь уличить первых в предательстве интересов союзников, прибегая к прямым фальсификациям. В поиск «немецкого следа» был активно вовлечён Альбер Тома, уверенный, что нанести удар пацифистским, пораженческим настроениям, инспирируемым Лениным, можно, если сделать ставку на социалистов Керенского, поддерживая их и снабжая всем необходимым[323]. В середине июля 1917 года он отдал указание военному атташе в Стокгольме Л. Тома «доказать в интересах Временного русского правительства, что группа большевиков из окружения Ленина получает немецкие деньги» и дать возможность правительству Керенского арестовать и дискредитировать большевиков в глазах общественного мнения[324]. Таким образом, предпосылки столкновения между большевиками и Миссией были заложены еще до октября 1917 г.

Представители Третьей республики внимательно следили за развитием общественного мнения в России. 2 мая 1917 года Морис Палеолог докладывал, что на улицах Петрограда спонтанно складываются небольшие группы, где сторонники Ленина ведут активную пропаганду, и эта пропаганда встречает благосклонный приём. В целях противодействия ленинским идеям, Палеолог делает предложение направить в Россию несколько сотен тщательно отобранных революционеров, находящихся в рядах французской армии, для пропаганды среди войск на фронте и в тылу[325]. По всей видимости, именно в ответ на предложение посла, по инициативе Альбера Тома для усиления союзнической пропаганды была направлена миссия русских политэмигрантов во главе с французским офицером Гиацинтом Луазоном[326], цель миссии — помощь Временному правительству в вопросах восстановления дисциплины на фронте и направить революционное движение в русло, благоприятное для союзников.

Добавим несколько штрихов к портрету Луазона: военный переводчик, владел английским, итальянским, чуть менее — немецким. До войны был директором газеты «Права человека», пытался реализовать себя на литературном поприще — писал трагические пьесы. Первым зарубежным назначением Луазона была Великобритания (по специализации он, скорее, был англоведом), где он выполнял самые разнообразные задачи: от обеспечения визитов в Великобританию членов французского правительства и исполнения функций офицера связи до организации антинемецкой пропаганды и работы с печатными изданиями. По всей видимости, сочетание военного, дипломатического и журналистско-литературного опыта способствовало тому, что на него обратил внимание будущий премьер-министр Поль Пенлеве и 31 мая 1917 года определил ему назначение в Россию. Справедливости ради, стоит заметить, что в миссии Луазона были не только политические эмигранты, но также русские служащие французской армии[327]. Эта миссия не сложилась практически сразу: многие её рядовые сотрудники были недовольны назначением Луазона в качестве начальника, его поведением, присвоением ему высокого чина, а также тем, что он был совершенно не знаком с ситуацией в России и не знал русского языка. Многие его подопечные разбежались по пути в Петроград или дезертировали по прибытию в Россию[328], встречались и те, что в итоге поступали на службу во французскую военную Миссию.

Приехав в Россию, Луазон изучал состояние русской армии, пользуясь поддержкой генерала Корнилова, «принимал участие в политических мероприятиях с июля по сентябрь», ездил по разным регионам России согласно предписаниям генерала Жанена, составлял отчёт о состоянии дел и потребностях нашей пропаганды в России[329].

После провального наступления «главноуговаривающего» Керенского, союзники потеряли надежду на восстановление боеспособности русской армии. В июле Лавернь констатировал: «Слабость Временного правительства, бездействие образованных классов, опасная идеологическая политика Советов, дающая свободу немецким агентам <…> привели Россию к самой серьезной ситуации. Ослабленная промышленность, нестабильное сельское хозяйство, общество, забывающее внешнего врага и думающее только о партийных ссорах, дезорганизованная армия, неспособная прийти в норму, — это те результаты, которые мы наблюдаем последние 4 месяца. Ситуация очень серьёзная: она может улучшиться, только если сильная, абсолютная, бесспорная власть заменит нынешний призрак Правительства»[330]. В этой обстановке союзники попытались вмешаться и в «губительную экономическую ситуацию», о которой Лавернь трубил всю весну 1917 года. Ее пытались разрешить с помощью аккумуляции сил всех западных промышленников: в конце мая — начале июня «Таффанель собирал совещание промышленников с американцем Хендерсоном и Вандервельде, чтобы оживить экономическую жизнь России»[331].

Летом 1917 года получили разрешение организационные вопросы, связанные с деятельностью Миссии. С 28 июня 1916 года по июнь 1917 г. генерал Жанен неоднократно телеграфировал в Военное министерство, добиваясь уточнения его полномочий по отношению к многочисленному французскому военному персоналу в России[332]. Ответ последовал лишь в июле 1917 года: согласно новому предписанию все французские офицеры вне зависимости от длительности пребывания подчинялись либо военному атташе, либо главе французской Миссии. Полномочия главы миссии в отношении персонала соответствовали тем, что устанавливались для командиров подразделений в колониях и протекторатах и прописаны в декрете Президента Французской республики от 4 апреля 1911 года