Французская военная миссия в России в годы Первой мировой войны - [32]

. Генерал Бертело, в свою очередь подчеркивал, что без румынской армии целостность Восточного фронта невозможна[342]. Организация французской военной миссии в Румынии осуществлялась по образу и подобию миссии Жанена в России, о чем свидетельствует командировочное предписание генералу Бертело: в его обязанности входило представлять Главнокомандующего Франции при румынском Генштабе, в его подчинение поступали все французские военные на территории Румынии, им же назначались офицеры, прикомандированные к румынской армии с целью инструктажа[343].

Необходимость транслировать опыт технологических инноваций на производстве в рамках всеобщего «снарядного голода», организация службы связи в условиях тотальной войны и интенсификации информационного обмена, формирование общественного мнения, увеличение числа французских военных на территории Российской Империи и возрастающая потребность в поставках военных материалов, — все это требовало реорганизации французского представительства в России на качественно иных принципах. Тон задавали рапорты майора Ланглуа, обнажавшие недостатки в работе миссии и содержавшие комплекс необходимых решений для их устранения. Упомянутая статья А.Ю. Павлова завершается выводом о том, что развитие французского сотрудничества с Россией привело к увеличению количества и разнообразия военных миссий[344]. На наш взгляд правительство Третьей республики стремилось не только к количественному наращиванию, но и к качественному усилению представительства в России, к созданию ядра системного единства, которым и стала французская военная Миссия в 1916 году. Под руководством генерала Мориса Жанена Миссия стала центром притяжения и координации французских военных усилий на территории России и была выстроена согласно принципам централизации и единоначалия.

Вместе с тем, у военного атташе, полковника Лаверня появилась возможность направлять в Париж более детальную информацию и делать это гораздо чаще, чем его предшественники: де Лагиш и По. Это было связано как с появлением собственного канала связи, так и с возможностью направить в войска собственных представителей, отчитывавшихся как военному атташе (детали рапортов офицеров, прикомандированных к армиям, например, можно встретить в отчетах Лаверня), так и вышестоящему начальству — военному министру, премьер-министру и др. Таким образом, полковник Лавернь располагал существенным количеством информации, поступавшей в его адрес, и пригодной для составления аналитических сводок руководству.

Этап конструктивного диалога закончился летом 1917 года, после провального наступления Керенского. Руководство Третьей Республики стало приходить к пониманию неспособности союзника продолжать ведение боевых действий, осознало необходимость взять в свои руки управление политической ситуацией. Хотя первые мысли о необходимости поставить Россию под контроль прозвучали в сообщениях информаторов Второго Бюро Генштаба Франции еще в начале марта 1917 года: «Во что бы то ни стало, мы должны навести порядок и показать русской администрации как надо действовать»[345]. Этому способствовало и то, что французы довольно высоко оценивали свой военный опыт и полагали, что смогут стать учителями для русских коллег. Жанен, в свою очередь, стал ответственным за контроль всех тех сфер, которые могли иметь хоть какое-то отношение к военному делу, а ввиду тотальности войны, отношение к военному делу имело практически все: не только пропускная способность архангельского порта или состояние снарядного производства, но и вопросы рабочей силы, сельского хозяйства, пропаганды в популярных изданиях, выработка угля и металла, поэтому Жанен занимался самым широким кругом вопросов: отправкой русских войск во Францию, снаряжением, производство которого задерживается забастовками на Путиловском заводе[346] и др. Это, в свою очередь создавало искушение стать третьей силой, способной вмешаться в политическую жизнь страны-союзника, ведь проникновение французов ощущалось практически во всех сферах. Это было обусловлено и значительным количеством персонала, приехавшего поддерживать усилия России в войне, и координацией, объединением под одним руководством всех французских сил на территории России. В качестве иллюстрации можно привести слова военного атташе в Швеции Л. Тома, который писал, что «кроме направления Альбера Тома и нового посла Нуланса, наше правительство обновило и увеличило нашу миссию в надежде, что она добьётся преобладающего веса в ведении военных операций, которые мы надеялись, ещё возможны»[347].

Исследователь Леонтий Ланник в монографии «Русский фронт 1914–1917», высказал мысль, что в декабре 1917 года Русский фронт фактически превратился для немцев в Восточный[348]. На материалах Исторической службы Министерства обороны Франции можно предположить, что для французов проблема постепенного превращения Русского фронта в Восточный встала едва ли не раньше: в конце июля — августе 1917 года. В это время от полковника Лаверня в Париж поступают детальные рапорты о состоянии национальных движений в России, и появляется осторожная мысль о перспективах их превращения в боевые единицы — «национальные армии». В фокусе внимания оказались поляки, литовцы и латыши, грузины, украинцы, финны. Еще в июне 1917 года военный атташе отмечает, что на данный момент создание национальных соединений, смешанных с русскими войсками, может привести к возрождению военного духа