Французская революція 1789-95 г. въ освѣщеніи И. Тэна. - [169]
«Опытъ массовой проскрипціи цѣлаго класса гражданъ и конфискаціи имущества цѣлаго класса собственниковъ среди очень развитой цивилизаціи и очень сложнаго законодательства былъ сдѣланъ при Людовикѣ XIV. Всѣ послѣдствія гражданской смерти, всѣ отношенія, могущія неожиданно возникнуть между изгнанниками и ихъ родственниками, оставшимися въ отечествѣ, всѣ вопросы объ открывшемся наслѣдствѣ и объ опекѣ, о законности брака, о секвестрѣ спорнаго имущества, о преимуществѣ однихъ долговыхъ обязательствъ и закладныхъ предъ другими, о средствахъ предотвратить мнимыя продажи, о преслѣдованіи подставныхъ лицъ, — все это было предусмотрѣно; нѣтъ ни одного относящагося сюда случая, который бы не возникалъ въ теченіе столѣтія, прошедшаго съ 1685 года, и не былъ бы разрѣшенъ королевской юриспруденціей. Въ рукахъ у легистовъ Конвента находились своды (реперторіи) этой юриспруденціи, и они черпали изъ нихъ полными горстями»; главный изъ этихъ легистовъ Конвента, Мерленъ изъ Дуэ, напр., состоялъ уже 14 лѣтъ сотрудникомъ «Юридическаго Словаря» Гюо, вмѣстившаго въ себѣ все законодательное наслѣдіе «стараго порядка», а законодательный комитетъ Конвента весь состоялъ изъ «соревнователей» (émules) Мерлена{76}. Если юристы Конвента являютъ собою законовѣдовъ «стараго порядка», то комиссары Конвента преемники и соревнователи интендантовъ «великаго короля». Послѣдуемъ за этими комиссарами, напр., въ завоеванную Бельгію, куда они отправлены, чтобы внушить жителямъ французскій патріотизмъ. Бельгійцы поняли буквально прокламацію французскаго генерала; убѣжденные, что французы пришли освободить ихъ отъ деспотизма австрійскихъ чиновниковъ, они намѣреваются воспользоваться этой свободой въ своихъ политическихъ собраніяхъ. Поэтому въ этихъ собраніяхъ господствуетъ самый «неблагонамѣренный» духъ съ точки зрѣнія побѣдителей, и чтобы справиться съ нимъ, французскіе комиссары прибѣгаютъ къ помощи «драгуновъ республики», совершая «обращеніе» по образцу «драгоннадъ» временъ Людовика XIV.
Проникаясь духомъ королевскихъ интендантовъ, комиссары Конвента принимаютъ и тонъ послѣднихъ по отношенію къ своему государю. По одному изъ жизненныхъ — для «дружеской» Батавской республики — вопросовъ, французскій комиссаръ пишетъ Комитету общественнаго спасенія: «Вамъ однимъ надлежитъ рѣшать это важное дѣло; вы одни въ состояніи взглянуть на него съ настоящей точки зрѣнія. Здѣсь оно поневолѣ принимаетъ мѣстный оттѣнокъ»{77}.
Преемственность традиціи у якобинцевъ, непосредственная связь между абсолютизмомъ короля и абсолютной властью представителей «націи», въ особенности ярко проявились въ области «иностранной политики». Эта преемственная связь проходитъ красною нитью черезъ книгу Сореля, крупная заслуга котораго заключается въ томъ, что онъ прослѣдилъ въ области дипломатіи и войны высказанную впервые Токвилемъ идею, что революція явилась продолжательницею «стараго порядка». Въ изслѣдованной Сорелемъ области мы на каждомъ шагу наталкиваемся на отмѣченныя авторомъ аналогіи и точки соприкосновенія между старымъ порядкомъ и новымъ. Дипломатія революціонной Франціи идетъ по стопамъ королевской: она усвоиваетъ себѣ идею наслѣдственнаго соперничества династій Бурбоновъ и Габсбурговъ; она принуждаетъ Испанію обратить «фамильный договоръ» (pacte de famille) въ національный; она даже по отношенію къ третьему раздѣлу Польши держится пріемовъ Шуазеля во времена перваго раздѣла. На войнѣ якобинское правительство руководится принципами министровъ Людовика XIV, а именно принципомъ сожженія городовъ и селъ до полнаго разоренія страны. Якобинскій правительственный комитетъ, по отношенію къ Вандеѣ, прямо опирается на этотъ прецедентъ: «Лувуа обвиняется исторіей за то, что сжегъ палатинатъ, и Лувуа подлежитъ осужденію: онъ трудился на пользу деспотизма и жегъ для тирановъ; Вандея — палатинатъ республики, и на этотъ разъ свобода будетъ держать перо исторіи и похвалитъ ваше рѣшеніе, такъ какъ вы были жестоки для того, чтобы упрочить права человѣка!»
Можно ли нагляднѣе и наивнѣе выразить основной софизмъ якобинскаго правленія, которое ищетъ свою санкцію одновременно въ идеѣ свободы народа — и въ преданіяхъ королевскаго абсолютизма и всемогущества государства? Якобинцы — эти перешедшіе на службу къ народу бывшіе королевскіе чиновники — ничто иное, какъ «эманципировавшіеся подданные Людовика XIV, воспитанные въ монархическихъ и католическихъ школахъ въ доктринѣ единства и перенесшіе ее живьемъ съ королевской верховной власти на народную»{78}.
Но, перенося доктрину единства, всемогущества и непогрѣшимости власти съ монархическаго порядка на демократическій и республиканскій, якобинцы возвели ее, такъ сказать, въ квадратъ. Ихъ правительственные органы — Комитетъ общественнаго спасенія и Конвентъ — примѣшиваютъ къ горделивымъ, барскимъ пріемамъ стариннаго деспотизма безцеремонность и нахальство революціонной власти.
Чтобы убѣдиться въ этомъ, надо взглянуть на ихъ иностранную политику, на цѣли, которыя они преслѣдовали, и на пріемы, которые они пускали въ дѣло. Если документальное изображеніе этой политики нужно признать научною заслугою Сореля, то, можетъ быть, еще значительнѣе общественная заслуга Сореля, проявившаяся въ его мѣткой и безпристрастной оцѣнкѣ этой политики. Здѣсь ученый историкъ является предъ нами просвѣщеннымъ патріотомъ и опытнымъ публицистомъ въ вопросѣ особенно трудномъ и щекотливомъ для французскаго патріота. Сорель искусно отличаетъ два теченія въ иностранной политикѣ французскаго государства, какъ въ эпоху королей, такъ и во время народовластія: политику тщеславія (de la magnificence) и политику реальныхъ интересовъ. Первая носитъ на себѣ какъ бы догматическій характеръ; она ставитъ себѣ цѣлью установленіе «естественныхъ границъ», но въ сущности это предлогъ и знамя для завоеваній; она не признаетъ ничьихъ правъ, руководясь во всемъ апріорнымъ правомъ французскаго короля, или націи. Естественной границей Франціи признается Рейнъ; это опредѣленіе включаетъ въ себѣ завоеваніе нѣмецкихъ областей на лѣвомъ берегу Рейна, Бельгіи и части Голландіи. Эта политика неизбѣжно вызываетъ коалиціи противъ Франціи, борьбу на жизнь и на смерть съ Англіей, стремленіе къ преобладанію въ Европѣ и наконецъ — крушеніе. Такова была судьба политики Людовика ХІV; ее усвоиваютъ себѣ якобинцы. Послѣ кратковременнаго увлеченія идеей войны для освобожденія народовъ отъ тирановъ, якобинцы начинаютъ играть роль тирановъ по отношенію къ чужеземнымъ монархамъ и народамъ. Современники якобинцевъ быстро усвоили себѣ смыслъ и значеніе ихъ политики. Уже въ 1792 г. — еще до разрыва съ Англіей — одинъ изъ будущихъ государственныхъ людей этой страны, Дженкиссонъ, воскликнулъ въ палатѣ, что «Конвентъ стремится къ установленію всемірной республики, на подобіе того, какъ Людовикъ XIV — всемірной монархіи». Изъ одинаковыхъ условій произошли одинаковыя послѣдствія, и «англичане возобновили противъ революціонной Франціи ту національную борьбу, которую ихъ предки въ началѣ вѣка вели противъ католической и монархической Франціи Людовика XIV». (Sorel., III, 322).
Монография двух британских историков, предлагаемая вниманию русского читателя, представляет собой первую книгу в многотомной «Истории России» Лонгмана. Авторы задаются вопросом, который волновал историков России, начиная с составителей «Повести временных лет», именно — «откуда есть пошла Руская земля». Отвечая на этот вопрос, авторы, опираясь на новейшие открытия и исследования, пересматривают многие ключевые моменты в начальной истории Руси. Ученые заново оценивают роль норманнов в возникновении политического объединения на территории Восточноевропейской равнины, критикуют киевоцентристскую концепцию русской истории, обосновывают новое понимание так называемого удельного периода, ошибочно, по их мнению, считающегося периодом политического и экономического упадка Древней Руси.
Эмманюэль Ле Руа Ладюри, историк, продолжающий традицию Броделя, дает в этой книге обзор истории различных регионов Франции, рассказывает об их одновременной или поэтапной интеграции, благодаря политике "Старого режима" и режимов, установившихся после Французской революции. Национальному государству во Франции удалось добиться общности, несмотря на различия составляющих ее регионов. В наши дни эта общность иногда начинает колебаться из-за более или менее активных требований национального самоопределения, выдвигаемых периферийными областями: Эльзасом, Лотарингией, Бретанью, Корсикой и др.
Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.
Пособие для студентов-заочников 2-го курса исторических факультетов педагогических институтов Рекомендовано Главным управлением высших и средних педагогических учебных заведений Министерства просвещения РСФСР ИЗДАНИЕ ВТОРОЕ, ИСПРАВЛЕННОЕ И ДОПОЛНЕННОЕ, Выпуск II. Символ *, используемый для ссылок к тексте, заменен на цифры. Нумерация сносок сквозная. .
В книге П. Панкратова «Добрые люди» правдиво описана жизнь донского казачества во время гражданской войны, расказачивания и коллективизации.
В книге сотрудника Нижегородской архивной службы Б.М. Пудалова, кандидата филологических наук и специалиста по древнерусским рукописям, рассматриваются различные аспекты истории русских земель Среднего Поволжья во второй трети XIII — первой трети XIV в. Автор на основе сравнительно-текстологического анализа сообщений древнерусских летописей и с учетом результатов археологических исследований реконструирует события политической истории Городецко-Нижегородского края, делает выводы об административном статусе и системе управления регионом, а также рассматривает спорные проблемы генеалогии Суздальского княжеского дома, владевшего Нижегородским княжеством в XIV в. Книга адресована научным работникам, преподавателям, архивистам, студентам-историкам и филологам, а также всем интересующимся средневековой историей России и Нижегородского края.