Француженки не играют по правилам - [108]

И не смогла остановиться.

Много дней она гуляла по пляжу, думая о Люке. Она вспоминала, как отчаянно он нуждался в том, чтобы кто-нибудь повел его гулять по песку, и каждый раз начинала рыдать.

Она положила ладонь на кокосовую пальму, и кора на ощупь совсем не была похожа на кожу Люка. Саммер подумала, что он вполне мог бы сделать что-нибудь сумасшедшее и смешное. Она представила, как он учится лазить на кокосовую пальму, и опять разрыдалась.

Она работала вместе с Келли. Саммер казалось, что ей удалось взять себя в руки, и она была счастлива, что может опять сосредоточиться на помощи ребятишкам. Но рано или поздно ей приходилось возвращаться домой – а там никто не лежал в гамаке, улыбаясь ей. И она опять начинала плакать.

Она ела самые восхитительные в мире манго и думала о мужчине настолько великолепном, что он мог взять сырые ингредиенты – такие дурацкие вещи, как сахар, листья и мука, – и создать что-то такое, чему сам Бог мог позавидовать. Такое, чего никто никогда не создавал. Люк казался ей похожим на Та’ароа[158], бога-создателя, который жил в раковине среди Небытия, потом открыл ее и выкрикивал в пустоту заклинания, одним лишь своим желанием вызывая к существованию прекрасные вещи.

Потому что ему… были нужны люди. Он чувствовал себя столь одиноким, что силой своей воли создал существующий мир. Так говорит предание о Та’ароа.

Саммер рисовала узоры на песке и думала о Люке, творящем чудесные, необыкновенные вещи, которые с каждым днем становились все лучше и лучше. Но съедали их всего лишь за несколько минут. Все, во что он вливает свою жизнь – мимолетно. И служит для чьего-то краткого, но пронзительного удовольствия.

Да ведь он просто человек, поняла она. Все это время она смотрела на него так, будто он по своей природе был выше ее, будто что-то в глубине его души давало ему тот богоподобный статус, который, как ей казалось, когда она была ребенком, был и у ее отца. Но Люк не божество, он просто человек. И это в нем было самым удивительным.

Она уставилась на свое творение на песке – непреклонная Эйфелева башня, нарисованная глубокими бороздами, была запечатлена на тропическом пляже. Но через миг большая волна разбилась о риф, и рябь прошла через лагуну, выплеснулась на пляж, смочив пальцы ее ног, откатилась обратно, оставив после себя лишь сглаженные, блестящие остатки башни, презренные, как воспоминания о прошлом Саммер.

Она задумчиво взглянула на океан и дала ему пять[159]. И внезапно рассмеялась, почувствовав, что теперь все будет так, как и должно быть. Да пошла ты на хрен, весело послала она Эйфелеву башню. Ты больше не выбьешь меня из этого состояния.

Она встала и нашла Келли, которая обрадовалась, что останется на острове, а сама отправилась в Париж.

– Наконец-то вы возвратились, – холодно сказал Патрик.

Тарелки вылетали из его рук, как карты из колоды фокусника, и Саммер резко остановилась. Все сотрудники в кухне выпечки впились в нее взглядами, и ее первым желанием было свернуться клубочком, укрыться за беззаботной улыбкой. В Париже всегда ее ненавидели, черт побери.

Она глубоко вздохнула и подняла подбородок.

– Где Люк?

– Для вас это какая-то игра? – рявкнул Патрик. – Когда бы вам ни захотелось, вы порхаете туда и обратно с этими вашими губами, созданными для поцелуев, и вам по фиг, что творится с мужчиной, которым вы играете?

Ей потребовалось семь дней, чтобы добраться сюда. Связь опять не работала. К счастью, на сей раз никто из детей не был болен и не нуждался в докторе, но и не было никакой возможности вызвать гидросамолет. За семь дней было много черных минут, когда слова «Ты мне не нужна… Уезжай» опять и опять звенели у нее в голове. Но когда она сворачивалась клубочком на палубе грузового судна среди Тихого океана, звезды в небе невероятно поддерживали ее и придавали ей храбрость. Но теперь Патрик – веселый, милый Патрик – костерил ее.

Саммер собралась с духом, сжала кулачки и скрестила руки.

– Вы не можете говорить со мной так, – заявила она без улыбки.

– Что, теперь вы собираетесь уволить меня? Наконец? Что вы пытаетесь сделать? Совсем загубить его? Теперь я ему нужен. Сейчас я не могу уйти от него.

Саммер уперлась руками в мраморную столешницу.

– Скажите мне, где Люк, а то я вам врежу.

– Если так, то я смогу угрожать вам судебным иском, когда мне понадобятся деньги для моей собственной кондитерской. Где, черт возьми, он может быть, как вы думаете?

– Дома?

Погружен в грустные мысли у себя в квартире? Не может заставить себя работать без нее?

– Он на полпути через Тихий океан. Надеюсь, уже добрался до вашего забытого богом острова, потому что иначе остается предположить, что он попал в руки пиратов.

Руки Саммер упали без сил. Она только и могла, что смотреть на Патрика.

– Саммер. – Гнев исчез из голоса Патрика, и он стал совсем серьезным. – Вы решились на сей раз? Вы не можете снова бросить его.

– Он мне сказал…

– Он облажался! Может, он и думает, что сделал себя абсолютно совершенным, но это не значит, что из-за этого вы должны влюбиться в него. Не следует верить всему, что он говорит, Саммер. Иногда надо быть сильнее этого.