Франц, или Почему антилопы бегают стадами - [30]

Йоханн никак не отреагировал. Если бы он не был столь очевидно огромен, его можно было бы принять за неброскую статую Будды, установленную посреди вечнозеленых растений и отдохновенных скамеечек для ног. Мать оставила Йоханна в покое.

– Зато я знаю, – произнесла она глухо и кинула на отца многозначительный взгляд, – чем этот господин занимается вместо учебы!

– Чем занимается Франц, мамочка?

Туркает в корзину с бельем! Звонит совершенно незнакомым людям в Африку! Теряет брата в восточной Швейцарии!

Ничего подобного.

Она взвизгнула:

– Твой сын курит!

Не знаю, насколько еще моя мать сохраняла связь с реальной жизнью. Целыми днями она слонялась по кухне и литрами поглощала кофе. Иногда бралась за работу по дому, то есть подбирала ручным пылесосом с дивана и кресел отцовы жеваные зубочистки. Потом возвращалась на кухню, варила кофе, открывала окно, опускалась на табуретку, думала, не заняться ли чем-нибудь еще, решала вдруг, что и так уже устала, закрывала окно, потому что пастушья собака Люти-Браванд облаивала кошачье дерьмо на грядке, и т. д.

– Ты знаешь, чем занимается твой сын? Что он делает, когда думает, будто его никто не видит?

– Пожалуйста, говори яснее, – взмолился отец. – Объясни толком, не торопясь, в чем дело, а то будешь завтра опять говорить, что я ничего не понял.

– Мне что, признаться, что я курю? – спросил я.

– Не вздумай мне лгать! Ты накуриваешься каждый день после школы? Говори – да или нет? Господи Иисусе!

– Ты, наверно, шутишь? Я курю, с тех пор как научился завязывать шнурки на ботинках!

– Папуля, ты слушаешь? Я хочу, чтобы ты тоже это слышал!

– Бог мой, вы так тараторите, что можно с ума сойти, – недовольно пробурчал отец. – Вы можете хотя бы говорить не все разом?

На кухне звякнула духовка. Овощная лазанья. Йоханн на секунду встрепенулся, но тут же снова впал в апатию.

– Послушай, Франц. Ты ведь такой умный и на все знаешь ответ, так вот объясни мне: откуда это Хайнц Вегенаст подцепил желтуху?

– Хайнц?

– Да. Почему твой бывший одноклассник половину учебы провалялся в постели?

– Учебы? Какой еще учебы?

Я не знал, что Хайнц заболел.

– Отвечай! Почему Хайнц Вегенаст лежит с температурой?

– Потому что ширяется грязным героином.

– Ты что, смеешься надо мной?

– Как знаешь, – говорю я. – А откуда тогда у него желтуха?

Отец скрылся на кухне. Он явно надеялся, что гроза скоро отгремит и остаток обеда пройдет в непринужденной беседе за семейным столом.

Но матери было уж точно не до обеда.

– Потому что Хайнц курит эту ужасную дрянь! Потому что его завтрак состоит из смолы и никотина! Самый важный прием пищи за весь день! Это не только твоя мать так думает, Франц, это доказано наукой. Знаешь, что должен есть человек по утрам, чтобы быть здоровым?

– Мюсли, – донесся из кухни голос отца. Он шумно накрывал на стол и насвистывал мелодию, весьма популярную в тринадцатом веке.

– Да-да, Хайнц. Мюсли. И молоко. Мюсли с молоком – вот с чего человек должен начинать свой день. Хайнц Вегенаст начинает день с самодельной сигареты! Не подскажете ли, господин всезнайка… – под всезнайкой мать имела в виду меня (ей была не чужда ирония) – сколько витамина С содержится в самодельной сигарете? А также сколько минералов и биологически активных веществ? И вот, пожалуйста – он лежит с желтухой и лихорадкой, а бедной Монике приходится переживать из-за своего сына! – Ее мысли скакали из стороны в сторону. – Франц, скажи мне, чего ты хочешь этим добиться? Зачем ты накачиваешь свое тело дымом, когда дома тебя ждут мюсли и свежее молоко? Я хочу знать правду. Тебя за это выгнали из школы? Ты курил в классе?

За пределами видимости (в кухне) нетерпеливо покашливал отец. Обычно он не начинал есть, до того как за столом соберется вся семья. Сейчас он, наверное, убивал время, нарезая на четыре абсолютно равные части лазанью или обнюхивая украдкой пятна пота на рубашке на предмет посторонних недезодорантных запахов или отводя на минуту назад свои часы «Омега» – чем там еще занимаются счастливые бухгалтеры, когда не похлопывают на удачу свой компьютер или не помогают, задержав дыхание, выбраться на волю заблудившейся в шторах осе.

Я подал матери решение школьной комиссии.

Она начала читать.

– Господи Иисусе!

– Что такое, мамочка? – отозвался отец.

– Твой сын! – Она задрожала.

Я пошел на кухню, взял с противня кусок лазаньи и положил на суповую тарелку.

– Франц, неужели ты в самом деле куришь сигареты? – спросил отец, выходя в гостиную, чтобы поддержать мать.

– Да, черт возьми, да! С тех пор как умею писать стоя! Вы что, только сейчас узнали? И даже запаха никогда не слышали?

– Папуля! – взвизгнула мать. – Твой сын…

– Пожалуйста, мамочка, – отец теперь стоял рядом с ней, готовый прийти на помощь, – говори яснее, иначе опять скажешь…

– Здесь написано, твой сын употребляет гашиш! О господи!

Я прошел мимо отца с матерью в зимний сад и поставил тарелку на колени Йоханну. Он начал медленно есть, не поднимая взгляда от тарелки.

Отец чрезвычайно внимательно прочитал то место в письме, на которое, вся дрожа, показывала мать. Лицо у нее побелело как мел.

Пора было провести разъяснительную работу.