Фракталы городской культуры - [69]
Однако в семиосфере культуры социальное событие неизбежно порождает специфические культурные смыслы. Во время акции на час гаснет подсветка около 1000 величайших зданий и объектов мира, среди них – Эйфелева Башня и Триумфальная арка в Париже, Бигбэн и Тауэрский мост в Лондоне, Статуя Христа Спасителя в Рио-де-Жанейро, Акрополь в Афинах, Колизей в Риме и купол собора Святого Петра в Ватикане, Столовая Гора в Кейптауне, Водопады Ниагара в Канаде, Эмпайр Стейт Билдинг в Нью-Йорке, Мост «Золотые Ворота» в Калифорнии, Оперный дом в Сиднее, два самых высоких здания в мире – Бурж Дубаи и Тайпей 101, Статуя Мерлиона в Сингапуре и многие другие мировые достопримечательности. В Москве поворотом символического рубильника отключают электричество на крупнейших объектах столицы, таких, как мэрия на Новом Арбате, стадион «Лужники», главное здание МГУ, Киевский вокзал, Бородинский мост, гостиница «Украина», комплекс «Федерация», Президиум РАН и пр. И весь мир вновь погружается не только в средневековую тьму, но в некое первобытное состояние, паря в темноте, вне символических опор социализированной культуры, науки, религии, светской власти, лишенный соединительных мостов и раздробленный естественными преградами рек и гор, подчиняющийся только ночным законам выживания и биологическим инстинктам, – большинство участников, по собственному признанию, во время ночного Часа Земли либо ужинали при свечах, либо занимались сексом. Иными словами, культурно-антропологическое содержание этой акции свидетельствует о символическом замыкании странной петли обратной связи «дневная цивилизация – ночная первобытность».
Что ж, у ночи всегда было много ликов и обличий, а теперь, в эпоху, когда человечество начинает осознавать, что «фракталы – повсюду»[243], у ночи еще появилось бесконечное множество рукотворных рекурсий и фрактальных формул. И каждая из них подобна самой ночи, которую, как и фракталы, нельзя до конца представить ни в цифрах, ни в словах. Ночь оставляет лишь фрактальные следы, в которых просматриваются целые миры вселенной, человеческой жизни, искусства и истории.
Заключение
Фрактальная геометрия открыла новые горизонты для гуманитарных исследований города, позволив рассмотреть городское пространство через оптику фрактального «микроскопа». И тогда, точно так же, как в бессистемном движении броуновских частиц, исследователь смог увидеть в «хаосе» городской культуры удивительно упорядоченные траектории и повторяющиеся «узоры», фрактальные паттерны, любой из которых дает возможность познать сущность целого – всей культуры.
Очевидно, что современный город все больше выступает не как административно-территориальное образование, но как социокультурная практика, не как сущность, но как явление. Повторяющиеся образы и конфигурации городского пространства свидетельствуют не только о каком-то культурном тренде той или иной эпохи, но сами по себе – всей совокупностью совершенно разных форм городской вещественности и антропности – визуально предъявляют, тиражируют, бесконечно воссоздают эту идею. «Фракталы – повсюду»[244], – заявил на заре фрактальной эры М. Барнсли, один из разработчиков алгоритма фрактального сжатия изображения. И город не исключение. Город полон фракталов, и чтобы их увидеть, нужен, наоборот, своего рода «зум» – приближение деталей и погружение в бесконечно «вложенные» культурные пространства города.
Здания и площади, памятники и витрины, праздничные и повседневные сценарии поведения в городе, особенно в мегаполисе, сплошь и рядом демонстрируют если не геометрическую, то концептуальную фрактальность. Городские артефакты, события, культурные пространства и способы их освоения, переживания и осмысления составляют не просто специфическую, урбанистическую среду, но концептуальные паттерны локальной/глобальной культуры, частью которой является город. Разумеется, как любое естественное образование, антропо-социо-культурная система города подвержена внешним влияниям и вследствие этого обладает фрактальностью стохастического и алеаторного типа. Однако, несмотря на искажения, самоподобие городских паттернов остается существенным в главных характерных чертах городской культуры.
При этом мегаполис на рубеже третьего тысячелетия – это всегда полиэтнический город, и поэтому он демонстрирует формы и формулы мильтифрактального характера, развиваясь в «бассейне притяжения» некоторого странного (гипер)аттрактора, заданного «константами» (параметрами порядка) культуры суперэтноса как фрактальной системы высшего уровня. Иначе говоря, все элементы городской культуры, ее фрактальные паттерны, стохастически самоподобны и визуализируют парадигматические формулы локальной культуры и цивилизации. Кроме того, синхронический срез городской культуры представляет собой концептуальный паттерн культуры той или иной исторической эпохи.
Не настаивая на исключительности фрактального подхода при анализе современной городской культуры, хотелось бы обратить внимание на те уникальные эпистемологические перспективы, которые предоставляет фрактальная геометрия в ее гуманитарном приложении к самым разным социокультурным феноменам. Благодаря возможностям алгоритмической визуализации многих не поддающихся количественному описанию феноменов появляется возможность получать верифицируемые теоретические интерпретации сложных социокультурных процессов. Концепция фрактальности может в этом случае «служить в качестве моста между… традиционными образами культуры и новейшими достижениями науки, между красотой произведений искусства и строгостью научных результатов»
Вниманию читателей предлагается первое в своём роде фундаментальное исследование культуры народных дуэлей. Опираясь на богатейший фактологический материал, автор рассматривает традиции поединков на ножах в странах Европы и Америки, окружавшие эти дуэли ритуалы и кодексы чести. Читатель узнает, какое отношение к дуэлям на ножах имеют танго, фламенко и музыка фаду, как финский нож — легендарная «финка» попал в Россию, а также кто и когда создал ему леденящую душу репутацию, как получил свои шрамы Аль Капоне, почему дело Джека Потрошителя вызвало такой резонанс и многое, многое другое.
Книга посвящена исследованию семейных проблем современной Японии. Большое внимание уделяется общей характеристике перемен в семейном быту японцев. Подробно анализируются практика помолвок, условия вступления в брак, а также взаимоотношения мужей и жен в японских семьях. Существенное место в книге занимают проблемы, связанные с воспитанием и образованием детей и духовным разрывом между родителями и детьми, который все более заметно ощущается в современной Японии. Рассматриваются тенденции во взаимоотношениях японцев с престарелыми родителями, с родственниками и соседями.
В монографии изучается культура как смыслополагание человека. Выделяются основные категории — самоосновы этого смыслополагания, которые позволяют увидеть своеобразный и неповторимый мир русского средневекового человека. Книга рассчитана на историков-профессионалов, студентов старших курсов гуманитарных факультетов институтов и университетов, а также на учителей средних специальных заведений и всех, кто специально интересуется культурным прошлым нашей Родины.
Книга посвящена исследованию исторической, литературной и иконографической традициям изображения мусульман в эпоху крестовых походов. В ней выявляются общие для этих традиций знаки инаковости и изучается эволюция представлений о мусульманах в течение XII–XIII вв. Особое внимание уделяется нарративным приемам, с помощью которых средневековые авторы создают образ Другого. Le present livre est consacré à l'analyse des traditions historique, littéraire et iconographique qui ont participé à la formation de l’image des musulmans à l’époque des croisades.
Пьер Видаль-Накэ (род. в 1930 г.) - один из самых крупных французских историков, автор свыше двадцати книг по античной и современной истории. Он стал одним из первых, кто ввел структурный анализ в изучение древнегреческой истории и наглядно показал, что категории воображаемого иногда более весомы, чем иллюзии реальности. `Объект моего исследования, - пишет он, - не миф сам по себе, как часто думают, а миф, находящийся на стыке мышления и общества и, таким образом, помогающий историку их понять и проанализировать`. В качестве центрального объекта исследований историк выбрал проблему перехода во взрослую военную службу афинских и спартанских юношей.
«Палли-палли» переводится с корейского как «Быстро-быстро» или «Давай-давай!», «Поторапливайся!», «Не тормози!», «Come on!». Жители Южной Кореи не только самые активные охотники за трендами, при этом они еще умеют по-настоящему наслаждаться жизнью: получая удовольствие от еды, восхищаясь красотой и… относясь ко всему с иронией. И еще Корея находится в топе стран с самой высокой продолжительностью жизни. Одним словом, у этих ребят, полных бодрости духа и поразительных традиций, есть чему поучиться. Психолог Лилия Илюшина, которая прожила в Южной Корее не один год, не только описывает особенности корейского характера, но и предлагает читателю использовать полезный опыт на практике.
В книге доктора культурологии, профессора кафедры философии и культурологии Санкт-Петербургского государственного института психологии и социальной работы представлена семантика цвета с позиций архетипической модели интеллекта, тысячелетиями сохранявшейся в мировой культуре. Впервые описание цветовых смыслов базируется на гармонии брачных отношений, оптимальную устойчивость которых стремились воссоздавать все религии мира.Как научное издание эта книга представляет интерес для культурологов, дизайнеров и психологов.