Фракийская книга мертвых - [22]
— Вообще-то они безобидны и никогда не нападают первыми, но ты, видимо, вызвала их интерес.
— Как ты убил его?
— Воздушный меч. Один из простейших видов оружия.
— Покажи, пожалуйста.
— Разве ты не видела его?
Я покачала головой.
— В таком случае я не могу ничего показать, — заметил Сатни. — Это свойство твоего восприятия. Например, не все различают цвета или мыслеформы.
— Сатни, почему ты здесь один? Разве ваш храм не работает?
Он посмотрел на меня как-то грустно. После паузы ответил:
— Меня тревожат предчувствия. Может быть, вступает в действие пророчество. На всякий случай я решил быть поближе к святилищу. Здесь не жилой район. После ряда событий с этими местами у нас связаны тягостные воспоминания. Иногда, правда, забредают юнцы, искатели приключений.
Я заметила, что он, не отрываясь, смотрит на берег. Гаруды, плескавшиеся на мелководье, вдруг вытянули шеи, словно прислушиваясь, потом, как по команде, захлопали крыльями и взлетели.
— Пошли, заторопил меня Сатни, — я попросил их освободить берег.
Сейчас он снова забросит меня в наш мир, и я ничего не успею узнать, и, может быть, никогда больше его не увижу.
— Погоди, Сатни, — взмолилась, — я хочу рассказать тебе кое-что. Там, в святилище, был зал с мумиями. Они очнулись и вышли на свободу. Они теперь среди людей, Сатни! Подскажи, что мне делать?
— Это не мумии. Обычные усхабти. Они исчезнут, когда выполнят миссию.
— Какую?
— Возможно, она связана с пророчеством.
— Расскажи мне о пророчестве, прошу тебя!
— Речь идет о сведении счетов.
— Что-то вроде ядерной войны?
— Они сводят счеты не с человечеством вовсе. Но среди людей тоже будут жертвы. Ты же можешь лишь одно: честно пройти свой путь.
Мы были уже на берегу. Я, все время догонявшая Сатни, вдруг оказалась впереди. Обернулась, чтобы задать свой главный вопрос, и тут в лицо мне ударил яркий луч света. Его источником было лицо Сатни. Я закрыла ослепленные глаза, ощутила удар, подбросивший меня в воздух — и приземлилась на что-то мягкое. Это был бок Бориса. Мое появление он воспринял как должное, лишь заметил, что я могла бы двигаться аккуратнее. Мы находились около святилища.
— Тебе не было страшно скользить вниз? — дипломатично спросила, желая выведать, что видел в своем путешествии Борис.
— Знаешь, я в замешательстве. Мы падали так долго, что должны были оказаться метров на десять ниже уровня поверхности. Какой-то топографический фокус. Надо будет с этим разобраться.
— Ты не расстроен, что не попал в Утгард?
— Это вырвалось случайно. Забудь. Подростком я грезил о волшебных странах. Но действительность подчас загадочнее вымысла. Как ты думаешь, что их убило? — мы стояли около мертвецов.
— Может быть, усхабти использовали лучевое оружие?
— Усхабти?
Я прикусила язык:
— Почему-то пришло на ум это слово. А что оно означает?
— Ты разве не знаешь? Человеческие фигурки, которые помещались в гробницы богатых египтян, чтобы в стране Дуат они вместо умершего исполняли приказы богов.
— Какие, например, приказы?
— Ну, я не знаю. Какая разница? Почему ты спрашиваешь, Лида?
— Сама не знаю.
— Как хорошо, что я успел отправить Дэнуца к родителям в Констанцу. — Он меня уже не слушал, озабоченно набирая на мобильнике номер.
— Борис, что ты собираешься делать? По-моему, вызывать полицию — не лучший вариант.
— Безусловно. Судя по итогам, я провалил операцию, то есть облажался, и кое-кто наверху рассердится, узнав про взорванный портал. Я думаю, нужно делать ноги, притом очень быстро и по возможности воздерживаясь от использования транспортных средств.
— Ты звонил им?
— Я сообщил, что у нас проблемы, но не стал уточнять, какие. Так что небольшая фора во времени у нас есть. — Он выключил телефон и озабоченно зашагал вперед. Довольно долго мы шли, не разговаривая. Миновали рощу, потом заросший кустарником луг, потом до темноты пробирались густым лесом. Во всем полагаясь на спутника, я лишь уклонялась от хлещущих веток да смотрела под ноги, чтобы не провалиться в яму. Мы вышли на опушку, когда в небе уже зажглись первые звезды.
— Послушай, Борис, если сильно проголодался, можешь меня съесть, — я едва держалась на ногах от голода и усталости.
— Неплохая идея, — отозвался он. — Ладно, передохнем здесь немного. — Мы сели на поваленное дерево.
— Нет, правда, не пойму, зачем тебе лишние хлопоты? Одним трупом больше — одним меньше, какая разница? Археологической ценности я не представляю. Открыть моим телом, как ключом, портал тебе не удалось. Ведь этого ты хотел, когда состряпал письмо от Андрея, чтобы заставить меня войти в святилище снова?
— По-твоему, нас совсем ничего не связывает, кроме археологии? — не поворачивая ко мне лицо, он закурил.
Меня разбирало справедливое негодование и жажда мести.
— Скажи, ты лжешь только мне или своим детишкам тоже, Борис? Хотя, твоя должность воспитателя, это тоже ложь, да?
— Чего ты от меня хочешь, Лида? Признаний в любви?
— Правды. Хочу понять, куда и зачем мы идем. Что ты задумал на этот раз?
Видно, я его здорово разозлила. Борис вскочил, совершенно примитивно выругался, швырнул в траву окурок и зашагал один, не оборачиваясь. Что-то во мне рванулось ему вслед, но я продолжала невозмутимо сидеть, выпрямив спинку. Скоро его силуэт исчез за деревьями. Наконец-то я достигла свободы. Правда, одна в чужой стране, без средств, без какой-никакой еды, наконец…
«Иглу ведут стежок за стежком по ткани, — развивал свою идею учитель. — Нить с этой стороны — жизнь, нить по ту сторону — смерть, а на самом деле игла одна, и нить одна, и это выше жизни и смерти! Назови ткань материальной природой, назови нить шельтом, а иглу — монадой, и готова история воплощенной души. Этот мир, могучий и волшебный, боится умереть, как роженица — родить. Смерти нет, друзья мои!».
«Я стиснул руки, стараясь удержать рвущееся прочь сознание. Кто-то сильный и решительный выбирался, выламывался из меня, как зверь из кустов. Я должен стать собой. Эта гигантская змея — мое настоящее тело. Чего же я медлю?! Радужное оперение дракона слепило меня. Я выкинул вперед когтистую лапу — и с грохотом рухнул, увлекая за собой столик и дорогой фарфор».