Старый итальянец трясся от страха и ужаса. Он поднял глаза к небу и стал молиться. Свет далеких холодных звезд успокоил его. Он вспомнил, что в детстве мать рассказывала ему о звездах. Она говорила, что каждая звезда – это ангел, который смотрит на землю и помогает своим светом совершать людям добрые дела. Там, среди звезд, есть и его, Орацио, ангел. И он увидит, что Орацио тоже совершит доброе дело.
Итальянец спустился в кубрик. Увидел темное лицо Джо. Негр спал спокойно, подложив ладонь под щеку.
А на угловой нижней койке свернулся Скруп, уткнувшись лицом в подушку. Сразу видно, что совесть нечиста. Орацио с отвращением и страхом отвернулся, подошел к Оскару. Матрос спал беспокойно. Его левая рука лежала на груди, и пальцы ее скребли толстую вязь свитера, который Оскар никогда не снимал. Оскар все время шевелился, точно ему было неловко лежать и он никак не мог найти удобную позу. Скулы и впалые щеки были розовыми, это Орацио хорошо видел даже при слабом свете грязной лампочки.
– Оскар, Оскар! – осторожно потряс Орацио плечо матроса, – Оскар...
– А, что? – Датчанин сразу проснулся. – Ты что, Орацио? Почему не спишь?
– Выходи на палубу, – Орацио пугливо обернулся. – Выходи скорее. О, святая мадонна, я тебе такое скажу, что...
Итальянец закрыл себе рот ладонью. Лицо его побледнело, и глаза были полны страха. Он молча сделал матросу знак подняться на палубу и отступил к крутому трапу. Оскар бесшумно соскочил с койки и, сунув ноги в разбитые сапоги, тяжело зашаркал к двери. Скруп зашевелился на койке. Орацио, не спускавший с него глаз, затрясся в ужасе: что, если матрос проснется? Тонкие, худые пальцы итальянца с ревматически распухшими суставами судорожно обхватили поручни трапа. Старик согнулся, точно желая стать еще меньше, незаметнее.
– Что с тобой, Орацио? – позевывая, спросил Оскар.
– Тс-с! – Орацио с трудом разжал пальцы и почти бесшумно поднялся по трапу.
Недоумевающий Оскар следовал за ним. «Что-то со стариком творится. Может, кэп опять его обидел?» Уже не раз Орацио приходил к датчанину, чтобы выплакать свое горе.
Матросы вышли на палубу. Оскар глотнул холодного влажного воздуха, и на мгновение у него перехватило дыхание. Но удушье сразу же прошло, и лишь на лбу выступил холодный липкий пот.
Море глухо шумело. Со стороны берега доносился тревожный шелест мелких волн, набегавших на гальку и споривших с течением реки. В черной воде полоскались звезды. Они казались медленно ползущими в глубине горящими крабами.
Орацио за руку тянул датчанина на корму. Оскар послушно шел за ним, не столько охваченный любопытством, сколько по-товарищески уступая просьбе итальянца.
– Сядем. Тут нас никто не увидит, – зашептал Орацио.
Они опустились на груду пеньковых кранцев[27], Оскара знобило от пронизывающего бриза. Он прикрыл грудь руками:
– Бр-р...
– Тише, тише... – Орацио, касаясь губами уха датчанина, быстро зашептал.
Горячее дыхание обдувало щеку матроса, но он не замечал этого. «Они хотят убить негра. За что? В чем Джо виноват? Может, старый Орацио не так понял? Может, это ему показалось?»
Но Орацио так страстно поклялся, что у Оскара исчезло всякое сомнение. «Да, и гарпунер, и капитан могут убить любого человека, если это им выгодно. А на убийство негра никто даже и не обратит внимания. Одним, мол, черномазым меньше!» – Оскар задумался. Какие-то смутные, ускользающие мысли бродили у него в голове. «Джо – большевик, может, из-за этого? Но чем же Джо мешает на китобойце?» Оскар сам слышал, как «дед» уже не раз хорошо отзывался о Мэйле: «Хороший механик, хоть и черная морда...» Джо нравился Оскару. Бывает вот так между людьми – встретятся два совершенно незнакомых человека, и возникает неожиданно для них самих симпатия... Бывает, конечно, и наоборот – ненависть. Это даже чаще...
– Джо надо спасти, – шептал Орацио. – Спасти... Пусть бежит. Он может...
Итальянец прервал себя на полуслове и, как ребенок, ищущий защиты от опасности у матери, прижался к Оскару, весь съежившись и дрожа от страха. До матросов доносился голос Ханнаена:
– Вахтенный! Матроса Скрупа ко мне в каюту. Да заодно поищи старого макаронника. Может, в гальюне заснул!
– Хорошо, капитан! – вахтенный быстро подошел к двери трапа, ведущего в матросский кубрик. Оскар почувствовал, как дрожал всем телом итальянец, и, положив руку на его худое, острое, старческое плечо, проговорил тихо:
– Я спасу Джо! Ты, Орацио, иди в камбуз. Иди!
Орацио уцепился за руку датчанина:
– Спаси негра, спаси... Святая мадонна видит и слышит меня, что я...
Голос итальянца становился все громче. Он встал на колени и, подняв к звездному небу руки, всхлипнул. Оскар, боясь, что со стариком начинается истерика, потряс его и грубо приказал:
– Не вой! Марш в камбуз!
Старик с трудом поднялся на ноги и, покачиваясь, побежал по палубе, чтобы скорее забиться в свой угол. Орацио никто не заметил. Он скрылся в камбузе раньше, чем из матросского кубрика вышли Скруп и вахтенный.
Оскар, стоявший в тени, выждал, пока они уйдут, быстро скользнул в кубрик. Здесь все было по-прежнему, только койка Скрупа стояла пустой. Датчанин тихонько разбудил Джо:
