Флорентийский волшебник - [39]

Я увидал девушку в ту секунду, когда она появилась в порту. В малюсеньких башмачках, в шальварах, вся окутанная белой дымкой вуали, она из последних сил подстреленной птицы летела к нам.

«Спустить шлюпку!» – приказал я, тотчас же сообразив, что безумный бег незнакомки каким-то образом связан с судьбой капитана Болио. Но девушка не стала ожидать лодки. Она бросилась в воду и быстро поплыла к судну.

Не без труда мы выловили ее. Вся мокрая, стуча от холода и страха зубами, она с плачем проговорила:

«Спасайтесь!»

«Что капитан?!» – воскликнул я.

«Умер», – еле вымолвила она и, дав волю слезам, едва живая, упала в мои объятия.

«Как это так умер?» – подумал я, но приказ к отплытию тотчас отдал. Признаюсь, о достопочтенном Тинополосе я тогда совершенно забыл. Так и не знаю его дальнейшей участи. Зато меня обеспокоила судьба девушки.

«Что же с тобой теперь будет?» – беспомощно повторял я.

«Возьмите, о, возьмите меня с собой!» – шептала Хайла, прижимаясь к моей груди, отчего и я в конце концов весь промок, вернее, размок.

Позднее-то она призналась, что еще во время раскопок там, у часовни, она не в силах была оторвать от меня глаза, я даже не заметил! «А может, заметил?» – допытывался я у самого себя. Этот вопрос я решал не одну проведенную без сна ночь. Так я и не мог понять, видел ее тогда или нет. Путь наш, совершенный на Восток, подходил к концу. Путь, принесший смерть капитану, а нам – бесконечные мытарства и пятнадцатилетнюю девчонку в придачу. Нет, шалишь, не заставит меня больше никакая сила пускаться в плавание на поиски древних памятников, погребенных на греческих островах. Я прямо так и сказал синьору Чести по возвращении. И, несмотря на мою неучтивость, даже резкость, капитаном «Санта-Кроче» был назначен я.

– А что сталось с Хаилой? – спросил Леонардо, когда Никколо умолк.

– С Хаилой? Черноглазая уже знает несколько слов по-итальянски. Теперь она в Генуе, начала свыкаться с нашими обычаями.

– А как же дальше?

– Дальше? Что ж, будет такой же морячкой, как и все прочие жены моряков. Будет ждать мужа из плавания. А когда состаримся, осядем в гнезде Винчи. Поселимся в родовом поместьи. Это – проще простого! – добавил он, рассмеявшись.

Над головами двух друзей и весенних цветов зажужжала первая пчела.

– А как там синьор Чести? – осведомился Леонардо.

Никколо зажал в зубах травинку.

– Стареет понемногу. Его теперь уже заботят не греческие статуи, а собственные недуги.

– У него была дочь…

– Дочь? Совершенно верно. Она и будет его наследницей. Уже пятый год, как она замужем за каким-то богатым хлыщом.

– Она хороша?

Никколо выронил травинку изо рта. Быть может, вопрос его друга вовсе не случаен?

– Я же ее никогда не видел. Она живет в Милане.

«В Милане…» – мысленно повторил Леонардо, вскочив на ноги. Взгляд его синих глаз обратился к северу, как бы стремясь преодолеть пространство, время, просверлить преграждающие путь высокие горы и привести его туда, куда улетели его мечты, – в незнакомый город.

Встал и Никколо. Он обнял за талию своего друга, казавшегося рядом с ним колоссом, и тоже подумал при этом о другом городе. Может быть, мысли Никколо были теперь в генуэзском доме, где его ожидала девушка с глазами темнее ночи, а может, мечты увлекли его в море, в бескрайние морские просторы, к новым полным неожиданностей странствиям?

Никколо и теперь ни словом не обмолвился о самом сокровенном, что так просилось на уста. Но, расставаясь с Леонардо снова надолго, он все же выдал себя:

– А здорово сказал старый Тосканелли, а? С запада пробраться в Индию! В сказочную, богатую сокровищами Индию…

Окончательно простился он со своим другом и с собутыльниками, с весенней Флоренцией на заре 23 апреля, в страстной четверг.

Глава пятая Заговор

За длинным, богато украшенным резьбой дубовым столом молча сидят собравшиеся. Они угрюмы, несмотря на то, что в хрустальные бокалы льются лучшие вина Тосканы. Эти вина обычно бодрят, будят игривость, рождают веселые шутки, добродушную насмешку. Но в этот вечер даже вино утратило свою чудодейственную силу. Лица мрачные, озабоченные. Хозяин уже отчаялся развеселить гостей. Напрасный труд.

Среди присутствующих находится и брат хозяина. Месяц назад он написал из Рима длинное витиеватое письмо Лоренцо Медичи. В своем послании он ссылался на Мария, Суллу и иных, лично ему не знакомых римских государственных деятелей, усеяв текст изречениями столь почитаемых синьором Лоренцо древних авторов. Эти выдержки были собраны учеными-богословами. И вот результат: Франческо Пацци получил разрешение вернуться во Флоренцию.

И завтра все переменится. Завтра состоится великий праздник. Истинное торжество.

Завтра будет покончено с тиранией Медичи. Конечно, не ради той неразумной цели, которой бредит кучка взбалмошных поэтов-бездельников или сапожников. Не свободы ради. Они захватят ту власть, которую дед проклятых братьев Медичи с помощью одураченных им простолюдинов захватил у потомственных дворян города. Завтра к вечеру город алой лилии Флоренция снова станет тем, чем был сто лет назад: государством дворян.

Вот сидят главари заговора: Якопо и Франческо Пацци, Джакомо Альмиари и старший Фронзо, шурин живущего в изгнании Чести. Здесь же – могущественный союзник Франческо Сальвиати, архиепископ Пизы. Он вполголоса беседует со своими двумя приближенными – это священники, которые завтра, во время мессы, будут находиться при юном кардинале, племяннике первосвященника. В настоящее время юный кардинал ужинает во дворце Медичи с целью разузнать все подробности о завтрашнем пиршестве. За столом он будет сидеть, по всей вероятности, рядом с Лоренцо Медичи, на почетном месте, он и даст знак в самый подходящий для нападения момент.