Флорентийка - [28]

В этот ранний час на улице Ларга, где находилась книжная лавка, царило оживление. Домохозяйки с корзинами в руках спешили на рынок, дамы под покрывалами и капюшонами выходили после мессы из церкви Сан-Лоренцо, расположенной между дворцом Медичи и монастырской библиотекой; пастух гнал козье стадо; каменщики везли на тачках тяжелые блоки; повсюду сновали горожане, одетые в длинное платье из черной саржи; из закоулков доносились звонкие голоса детворы.

И на каждом шагу Бельтрами встречали дружеские приветствия. Он искренне и любезно на них отвечал, радуясь такому свидетельству своей популярности. Когда отец и дочь уже подходили к дому Бистиччи, их чуть не сбило с ног стадо свиней. За свиньями бежал мальчишка. Узнав богатого купца, он покраснел и бросился перед ним на колени прямо посреди улицы:

– Ах, извините, мессир Бельтрами, тысячу раз извините!

Пастушок казался ужасно испуганным. Еще мгновение, и он падет ниц.

– Бедняга! – со смехом воскликнул Франческо. – Если ты так и будешь стоять на коленях, все твои свиньи разбегутся. Вместо того чтобы извиняться, догнал бы их, дурачок! Подожди! Вот держи на случай, если какая-нибудь свинья потеряется… А то хозяин прибьет тебя…

И, сунув изумленному ребенку золотой флорин, Бельтрами потянул дочь за собой. Ошалев от счастья, мальчишка в одно мгновение скрылся из глаз.

– Это тебя следовало бы прозвать Великолепным, – заметила растроганная Фьора. – Ты самый щедрый человек на свете.

– Потому что отдал флорин? Но Лоренцо Великолепный отдал бы два. Так что пусть все остается как есть.

Минуту спустя они уже входили в книжную лавку.

Веспасиано Бистиччи считался в городе крупным специалистом по античной литературе. В поисках редких манускриптов его агенты обшарили все города Греции и Ближнего Востока. Это был человек лет шестидесяти с крупной, можно сказать, величественной фигурой, любезными манерами и богатой эрудицией. Хотя лицо его избороздили морщины, глаза смотрели молодо, а голос был звучен.

При появлении отца и дочери Бельтрами он оставил своего собеседника и поспешил им навстречу.

– Добро пожаловать! Признаюсь, я всегда рад видеть твоего отца, Фьоретта, но твое присутствие для меня радость вдвойне. Ты – сама весна…

– Не порти ее лестью, – недовольно заметил Франческо. – Я пришел узнать, готова ли копия «Комментариев», которую я у тебя заказывал?

– Она почти закончена. Я засадил за нее своих лучших переписчиков, и скоро ты сможешь получить свой заказ. Но у меня есть кое-что, что должно тебя заинтересовать.

При этих словах глаза Бельтрами загорелись.

– Скорей говори, что это?

Бельтрами последовал за Бистиччи в глубину лавки и по пути нечаянно задел мужчину, с которым хозяин беседовал до их с Фьорой прихода. Когда Франческо извинился, незнакомец обернулся, и Фьора узнала в нем греческого лекаря, который так напугал ее на балу во дворце Медичи.

– Не стоит извинений, – послышался его низкий голос, и он учтиво поклонился. – Я стоял на проходе. Стоит мне увидеть книги, и я ничего уже вокруг не замечаю…

– Полагаю, что стоит! – возразил Бельтрами. – Ведь наше появление помешало вашему разговору с мессиром Бистиччи…

– Ничего страшного, я уже собирался уходить. Я пришел только за тем, чтобы заказать копию с одного ценного медицинского трактата Ибн Сины, который на Западе известен под именем Авиценны. Мессир Бистиччи отказывается уступить мне оригинал.

– Я уже говорил вам, мессир Ласкарис, что это невозможно, так как монсеньор Лоренцо пожелал оставить трактат себе. Но он разрешил, чтобы с него сняли копии, – сказал Бистиччи, возвращаясь с объемистым пакетом в руках. – Все несчастье в том, что мой переписчик с арабского свалился с приступом лихорадки, и это значительно затянет работу над копией.

– Когда-нибудь она все же будет готова, а это – главное, – спокойно ответил грек. – А теперь ухожу… Не хочу вам мешать…

Смущенная его присутствием, Фьора отошла в сторону и сделала вид, что заинтересовалась лежащим на высокой подставке греческим требником. Чтобы покинуть лавку, Деметриос должен был пройти мимо девушки. Удостоверившись, что книготорговец и его клиент, поставив на дубовый прилавок масляную лампу, занялись разговором, он подошел к Фьоре.

– Слишком серьезное чтение для таких молоденьких глазок, как ваши! – произнес он на прекрасном французском языке. – А читаете ли вы по-гречески, мадемуазель?

Фьора резко повернулась к нему. Человек этот по-прежнему внушал ей страх. Тем более не следовало перед ним отступать.

– Разумеется! И еще по-латински. А вы, мессир? Вы все так же читаете чужие мысли, как вчера читали мои?

– Нетрудно прочесть мысль, если она вызвана волнением, или мысль, принадлежащую человеку с чистой душой. Если бы не ваше положение в обществе, я охотно сделал бы вас своей ученицей… Прошу вас, однако, запомнить мои слова: если в ваш дом постучится беда, я буду готов прийти к вам на помощь. Мое имя…

– Я знаю. Мне его называли. Но, мессир, уже второй раз вы пророчите мне беду. Не могли бы вы выражаться яснее?

– Сейчас, к сожалению, нет. Во-первых, ваши мысли всецело заняты любовью, а во-вторых, вы все равно не сможете избежать ударов судьбы. Но в тяжелый час вспомните обо мне. Монсеньор Лоренцо подарил мне дом во Фьезоле…