Философский постгуманизм - [20]

Шрифт
Интервал

. Но в то же время современные общества утратили это понимание «techne» как «poiesis»; и именно по этой причине, хотя современная техника – это тоже раскрытие потаенного, Хайдеггер описывает современную технологию как «постав»[63]. В современной технологии он видит ограничение потенциалов раскрытия, утверждая:

Что такое современная техника? Она тоже раскрытие потаенного… Правда, то раскрытие, каким захвачена современная техника, развертывается не про-из-ведением в смысле ποίησις. Царящее в современной технике раскрытие потаенного есть производство, ставящее перед природой неслыханное требование быть поставщиком энергии, которую можно было бы добывать и запасать как таковую… Земные недра выходят теперь из потаенности в качестве карьера открытой добычи, почва – в качестве площадки рудного месторождения [Там же, с. 226].

Почему современная технология – это «постав»? Наше современное понимание технологии опирается на «точные науки Нового времени» [Там же], тогда как сама техника рассматривается преимущественно с утилитарной точки зрения. Ощущение тайны, которое позволяет состояться творческому процессу, было утрачено, и то же самое случилось с поэтическим аспектом техники. Все становится измеримым и доступным. Природа оказывается «состоянием-в-наличии» [Хайдеггер, 1993б, с. 227], пригодным для применения человеком: «Земные недра выходят теперь из потаенности в качестве карьера открытой добычи, почва – в качестве площадки рудного месторождения» [Там же, с. 226], уголь хранят, чтобы «при надобности он отдал накопленное в нем солнечное тепло» [Там же]; река существует как «поставитель гидравлического напора, благодаря существованию гидроэлектростанции» [Там же, с. 227]. Если вернуться к примеру цветущего цветка, современное общество готово освоить его не в качестве поэтического акта, а как место производства меда. Современная технология отличается от древней, поскольку общество подходит теперь к науке и технике иначе. Современная технология была систематизирована и «гуманизирована» в качестве порядка, регулируемого фактическими человеческими потребностями, в чем проявился редукционистский подход, который ограничивает ее возможности как модуса раскрытия потаенного. В книге «Техника и время, 1: ошибка Эпиметея» французский философ Бернар Стиглер проницательно комментирует позицию Хайдеггера: «Техника становится современной, когда метафизика выражает и завершает себя в качестве проекта рассчитывающего разума, нацеленного на овладение природой и господство над нею» [Stiegler, 1998, p. 10]. Но когда произошла эта перемена в мировоззрениях? Хайдеггер возводит ее к XVII веку и второй половине XVIII века[64], то есть к тому периоду Просвещения и промышленной революции, в котором коренится и трансгуманизм. Теперь нам проще понять, почему постгуманизм и трансгуманизм относятся к технологии по-разному. Если трансгуманизм, делающий упор на разум, прогресс и господство, можно считать примером, иллюстрирующим критические суждения Хайдеггера и идеи Стиглера, то трактовка технологии в постгуманизме оставляет место для некоторых других возможностей.

Постгуманизм следует за мыслью Хайдеггера о том, что технологию нельзя свести к одному лишь средству, к реификации, и что ею нельзя «овладеть». Эту мысль следовало бы учесть в связи с современной боязнью атаки искусственного интеллекта, то есть гипотетическим сценарием, в котором технологические существа (роботы и искусственный интеллект) добьются господства на Земле, сместив господ-людей (см., например: [Bostrom, 2014]). Эту дискуссию мысль Хайдеггера может обогатить пониманием другого рода, поскольку он утверждает: «Хотят, что называется, “утвердить власть духа над техникой”. Хотят овладеть техникой. Это желание овладеть становится все более настойчивым, по мере того как техника все больше грозит вырваться из-под власти человека. Ну а если допустить, что техника вовсе не просто средство, как тогда будет обстоять дело с желанием овладеть ею?» [Хайдеггер, 1993б, c. 222]. Хайдеггера порой представляют луддитом, который выбрал сельскую жизнь в немецком Шварцвальде, а технологию считал «опасной», но это ошибочная интерпретация его слов. Представление Хайдеггера о технологии не ограничивалось рамками добра и зла. Технология сама по себе не является проблемой; проблема заключается в том, как люди обращаются с ней, то есть в социокультурном забвении поэтической силы технологии. Говоря словами Хайдеггера, «опасна не техника сама по себе. Нет никакого демонизма техники; но есть тайна ее существа. Существо техники как миссия раскрытия потаенности – это риск» [Там же, с. 234]. Хайдеггер подчеркивает то, что «угроза человеку идет даже не от возможного губительного действия машин и технических аппаратов. Подлинная угроза уже подступила к человеку в самом его существе» [Хайдеггер, 1993б, c. 234]. Какую именно угрозу имеет в виду Хайдеггер? Дело в том, что, исключая все другие потенции бытия, «[г]осподство по-става грозит той опасностью, что человек окажется уже не в состоянии вернуться к более исходному раскрытию потаенного и услышать голос более ранней истины» [Там же]. Этот отрывок весьма содержателен, и неслучайно Хайдеггера считают одним из наиболее сложных мыслителей в истории западной философии. Чтобы прояснить и несколько оживить его мысль, приведем несколько примеров.


Рекомендуем почитать
Архитектура и иконография. «Тело символа» в зеркале классической методологии

Впервые в науке об искусстве предпринимается попытка систематического анализа проблем интерпретации сакрального зодчества. В рамках общей герменевтики архитектуры выделяется иконографический подход и выявляются его основные варианты, представленные именами Й. Зауэра (символика Дома Божия), Э. Маля (архитектура как иероглиф священного), Р. Краутхаймера (собственно – иконография архитектурных архетипов), А. Грабара (архитектура как система семантических полей), Ф.-В. Дайхманна (символизм архитектуры как археологической предметности) и Ст.


Сборник № 3. Теория познания I

Серия «Новые идеи в философии» под редакцией Н.О. Лосского и Э.Л. Радлова впервые вышла в Санкт-Петербурге в издательстве «Образование» ровно сто лет назад – в 1912—1914 гг. За три неполных года свет увидело семнадцать сборников. Среди авторов статей такие известные русские и иностранные ученые как А. Бергсон, Ф. Брентано, В. Вундт, Э. Гартман, У. Джемс, В. Дильтей и др. До настоящего времени сборники являются большой библиографической редкостью и представляют собой огромную познавательную и историческую ценность прежде всего в силу своего содержания.


Свободомыслие и атеизм в древности, средние века и в эпоху Возрождения

Атеизм стал знаменательным явлением социальной жизни. Его высшая форма — марксистский атеизм — огромное достижение социалистической цивилизации. Современные богословы и буржуазные идеологи пытаются представить атеизм случайным явлением, лишенным исторических корней. В предлагаемой книге дана глубокая и аргументированная критика подобных измышлений, показана история свободомыслия и атеизма, их связь с мировой культурой.


Вырождение. Современные французы

Макс Нордау"Вырождение. Современные французы."Имя Макса Нордау (1849—1923) было популярно на Западе и в России в конце прошлого столетия. В главном своем сочинении «Вырождение» он, врач но образованию, ученик Ч. Ломброзо, предпринял оригинальную попытку интерпретации «заката Европы». Нордау возложил ответственность за эпоху декаданса на кумиров своего времени — Ф. Ницше, Л. Толстого, П. Верлена, О. Уайльда, прерафаэлитов и других, давая их творчеству парадоксальную характеристику. И, хотя его концепция подверглась жесткой критике, в каких-то моментах его видение цивилизации оказалось довольно точным.В книгу включены также очерки «Современные французы», где читатель познакомится с галереей литературных портретов, в частности Бальзака, Мишле, Мопассана и других писателей.Эти произведения издаются на русском языке впервые после почти столетнего перерыва.


Несчастное сознание в философии Гегеля

В книге представлено исследование формирования идеи понятия у Гегеля, его способа мышления, а также идеи "несчастного сознания". Философия Гегеля не может быть сведена к нескольким логическим формулам. Или, скорее, эти формулы скрывают нечто такое, что с самого начала не является чисто логическим. Диалектика, прежде чем быть методом, представляет собой опыт, на основе которого Гегель переходит от одной идеи к другой. Негативность — это само движение разума, посредством которого он всегда выходит за пределы того, чем является.


Онтология поэтического слова Артюра Рембо

В монографии на материале оригинальных текстов исследуется онтологическая семантика поэтического слова французского поэта-символиста Артюра Рембо (1854–1891). Философский анализ произведений А. Рембо осуществляется на основе подстрочных переводов, фиксирующих лексико-грамматическое ядро оригинала.Работа представляет теоретический интерес для философов, филологов, искусствоведов. Может быть использована как материал спецкурса и спецпрактикума для студентов.


Барабанщики и шпионы

Книга Ирины Глущенко представляет собой культурологическое расследование. Автор приглашает читателя проверить наличие параллельных мотивов в трех произведениях, на первый взгляд не подлежащих сравнению: «Судьба барабанщика» Аркадия Гайдара (1938), «Дар» Владимира Набокова (1937) и «Мастер и Маргарита» Михаила Булгакова (1938). Выявление скрытой общности в книгах красного командира Гражданской войны, аристократа-эмигранта и бывшего врача в белогвардейской армии позволяет уловить дух времени конца 1930-х годов.


Арт-рынок в XXI веке. Пространство художественного эксперимента

Рынок искусства – одна из тех сфер художественной жизни, которые вызывают больше всего споров как у людей, непосредственно в нее вовлеченных, так и у тех, кто наблюдает за происходящим со стороны. Эта книга рассказывает об изменениях, произошедших с западным арт-рынком с начала 2000‑х годов, о его устройстве и противоречиях, основных теоретических подходах к его анализу. Арт-рынок здесь понимается не столько как механизм купли-продажи произведений искусства, но как пространство, где сталкиваются экономика, философия, искусство, социология.


Новая модель реальности

Книга посвящена конструированию новой модели реальности, в основе которой лежит понятие нарративной онтологии. Это понятие подразумевает, что представления об истинном и ложном не играют основополагающей роли в жизни человека.Простые высказывания в пропозициональной логике могут быть истинными и ложными. Но содержание пропозициональной установки (например, «Я говорю, что…», «Я полагаю, что…» и т. д.), в соответствии с правилом Г. Фреге, не имеет истинностного значения. Таким образом, во фразе «Я говорю, что идет дождь» истинностным значением будет обладать только часть «Я говорю…».Отсюда первый закон нарративной онтологии: мы можем быть уверены только в том факте, что мы что-то говорим.


Природа и власть

Взаимоотношения человека и природы не так давно стали темой исследований профессиональных историков. Для современного специалиста экологическая история (environmental history) ассоциируется прежде всего с американской наукой. Тем интереснее представить читателю книгу «Природа и власть» Йоахима Радкау, профессора Билефельдского университета, впервые изданную на немецком языке в 2000 г. Это первая попытка немецкоговорящего автора интерпретировать всемирную историю окружающей среды. Й. Радкау в своей книге путешествует по самым разным эпохам и ландшафтам – от «водных республик» Венеции и Голландии до рисоводческих террас Китая и Бали, встречается с самыми разными фигурами – от первобытных охотников до современных специалистов по помощи странам третьего мира.