Философский постгуманизм - [19]
Почему именно Хайдеггер? Прежде чем начать наше рассуждение, нам стоит упомянуть, что Хайдеггер стал предметом активной критики из-за своего неэтичного поведения и политического выбора: это был нераскаявшийся нацист и нарциссист, у которого были сексуальные отношения со многими из его студенток [Chessick, 1995; Badiou, Cassin, 2016]. Верно то, что постгуманизм – это праксис, то есть к теории и практике нельзя подойти по отдельности [Ferrando, 2012], но также верно и то, что Хайдеггер никогда не называл себя постгуманистом (самого этого термина в те времена еще не существовало). Размышления Хайдеггера существенно проясняют некоторые вопросы, перемещая разговор о технологии в область онтологии, то есть подходя к нему со стороны вопроса о бытии: что такое техника? Хайдеггер – первый философ, который сделал радикальный и убедительный шаг в этом направлении; вот почему важно осмыслить его работу, но также важно признать спорность его биографии. В своей статье «Вопрос о технике» [Хайдеггер, 1993б] Хайдеггер занимается онтологическим осмыслением, которое крайне важно для постгуманистического понимания технологии. Здесь мы должны отметить, что эта статья была написана после завершения Второй мировой войны, в которой технология сыграла ключевую роль, повлияв в том числе и на ее окончательный исход.
Понимая значение технологии в современном мире, Хайдеггер, как последовательный философ, ставит ключевой вопрос, который можно кратко сформулировать так: знаем ли мы на самом деле, о чем именно мы говорим, когда мы размышляем о технике? Или, если конкретнее, вместо того чтобы обличать или отстаивать технологию, Хайдеггер хочет ответить на вопрос, который часто считается самоочевидным: что такое техника? Он показывает, что есть два обычных ответа на этот вопрос: техника, как правило, понимается как «средство для достижения целей» и как «человеческая деятельность» [Там же, с. 221]. По Хайдеггеру, эти ответы не являются ошибочными, однако их недостаточно для понимания сущности технологии. Опираясь на свои обширные познания в области античной философии, он возвращается к грекам, рассматривая технику в плане не только этимологии (technē и logos, то есть «речь» о «технике»), но и семантического наследия; тем самым Хайдеггер привлекает наше внимание к весьма интересному факту: в древнегреческой литературе и философии термин «techne» всегда ассоциировался с двумя другими понятиями: poiēsis[59] и epistēmē[60]. В древнегреческом языке «techne» означало как ремесло, так и искусство. Семантическое отношение к «epistēme», то есть области «знания», связанного более тесно с областью «научного знания»[61], вряд ли станет неожиданностью для нашего современного понимания технологии; два этих термина, то есть «технологическое» знание и «научное», часто встречаются вместе (достаточно вспомнить о такой области, как исследования науки и технологий, STS). Более странным нам можем показаться отношение с poiēsis. Сам этот термин читателям, не знакомым с древнегреческим, может показаться устаревшим, поэтому поставим сначала вопрос: что значит «poiesis»?
Для прояснения понятия «poiesis» мы можем отослать к таким разнородным примерам, как поэзия, джем-сейшен или же раскрывшийся цветок. Когда мы начинаем писать стихотворение или же отправляемся на джем-сейшен с какими-то музыкантами, мы не знаем, что получится в итоге. У нас могут быть какие-то ориентиры (например, на джазовой импровизации можно сыграть несколько гамм), может быть тема, которой мы хотим заняться (например, написать стихотворение о жизни), однако мы не знаем в точности, какой результат мы получим. Часто, слушая запись джем-сейшена или же читая получившееся в итоге стихотворение, мы удивляемся, поскольку результат превосходит наши первоначальные ожидания – и именно в этом раскрывается творческий процесс. Важно подчеркнуть то, что, по мысли Хайдеггера, poiesis – «не только ремесленное изготовление, не только художественно-поэтическое выведение к явленности и изображенности. Φύσις, самобытное вырастание – тоже про-из-ведение, тоже ποίησις» [Хайдеггер, 1993б, с. 224]. В качестве примера можно привести «распускание цветов при цветении, в себе самом» [Там же] – это «ποίησις в высшем смысле» [Там же]. По мысли древних греков, творческий процесс был в определенном смысле священным, связанным с богами и богинями; это был момент истины, раскрытия: в греческом aletheia – это то, что возможно, когда «потаенное переходит в непотаенное» [Там же].
Вернемся к технике и ее отношению с «poiesis» и вместе с Хайдеггером спросим: «Какое отношение имеет существо техники к раскрытию потаенного? Ответ: прямое» [Там же, с. 225]. По мысли Хайдеггера, «техника не простое средство. Техника – вид раскрытия потаенности» [Там же]. Это ключевое положение он не раз повторяет в своей статье

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.

Это сочинение представляет собой разрозненные мысли номада и столь же разрозненные попытки метафизического анализа номадизма. Концы с концами никак не обязываются, но книгу номада я мыслю себе именно так.

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.

Это книга о том, почему тучное тело подвергается суровому осуждению и считается патологическим, почему оно является предметом столь интенсивного обсуждения, вращающегося вокруг того, как уменьшить такое тело в размерах до приемлемых, с точки зрения социума и медицины, пропорций. Она посвящена живому опыту тучной телесности: каково это – быть тучным в жирофобном обществе. В ней также освещается фэт-активизм, политика ожирения и связанные с ними споры и разногласия. Всемирно известный социолог Дебора Лаптон исследует жир как артефакт: как телесную субстанцию и телесную форму, которые осмысляются сквозь призму сложных и постоянно меняющихся систем идей, практик, эмоций, материальных объектов и межличностных отношений.

Книга посвящена конструированию новой модели реальности, в основе которой лежит понятие нарративной онтологии. Это понятие подразумевает, что представления об истинном и ложном не играют основополагающей роли в жизни человека.Простые высказывания в пропозициональной логике могут быть истинными и ложными. Но содержание пропозициональной установки (например, «Я говорю, что…», «Я полагаю, что…» и т. д.), в соответствии с правилом Г. Фреге, не имеет истинностного значения. Таким образом, во фразе «Я говорю, что идет дождь» истинностным значением будет обладать только часть «Я говорю…».Отсюда первый закон нарративной онтологии: мы можем быть уверены только в том факте, что мы что-то говорим.

Рынок искусства – одна из тех сфер художественной жизни, которые вызывают больше всего споров как у людей, непосредственно в нее вовлеченных, так и у тех, кто наблюдает за происходящим со стороны. Эта книга рассказывает об изменениях, произошедших с западным арт-рынком с начала 2000‑х годов, о его устройстве и противоречиях, основных теоретических подходах к его анализу. Арт-рынок здесь понимается не столько как механизм купли-продажи произведений искусства, но как пространство, где сталкиваются экономика, философия, искусство, социология.

Взаимоотношения человека и природы не так давно стали темой исследований профессиональных историков. Для современного специалиста экологическая история (environmental history) ассоциируется прежде всего с американской наукой. Тем интереснее представить читателю книгу «Природа и власть» Йоахима Радкау, профессора Билефельдского университета, впервые изданную на немецком языке в 2000 г. Это первая попытка немецкоговорящего автора интерпретировать всемирную историю окружающей среды. Й. Радкау в своей книге путешествует по самым разным эпохам и ландшафтам – от «водных республик» Венеции и Голландии до рисоводческих террас Китая и Бали, встречается с самыми разными фигурами – от первобытных охотников до современных специалистов по помощи странам третьего мира.