Философский постгуманизм - [18]

[53]. «Человек» не один, людей много[54]; тогда как человеческое «тело» как биологический и фигуративный локус социально-политических взаимодействий вряд ли может считаться нейтральным; заново утверждая разрывы, присущие ему, подчеркивая различия, а не стирая их, мы сможем задать стратегическую точку отсчета для будущих постгуманитарных наук, как и грядущего постчеловечества. В целом же говорить о человеческой телесности как экипировке, которую можно перекроить, сделав более удобной, – значит демонстрировать редукционистский подход, основанный на картезианском дуализме тела и сознания, согласно которому «Я» и есть мое сознание, тогда как «Я» имею тело, которое можно без особых потерь заменить. Знаменитое cogito определяет привилегию сознания перед телом: «Мыслю, следовательно, существую». Хотя дуализм не всегда бывает иерархическим[55], в истории западной мысли две стороны оппозиции обычно помещались в ценностную систему, указывающую на то, что одна из них является положительной, а другая – отрицательной.

Трансгуманистическая слепая вера в технологию часто приводит к проектам техноцентрического преодоления биологии. Например, в своей работе «Сингулярность близка: когда люди преодолеют биологию» Рэй Курцвейл, отец движения сингулярности, предсказывает человеческую эволюцию: «У нас по-прежнему будут человеческие тела, но они станут изменчивыми проекциями нашего разума… В конечном счете люди, построенные как программное обеспечение, преодолеют жесткие ограничения людей, известных нам сегодня, и уйдут далеко вперед» [Kurzweil, 2005, p. 324–325]. Безусловно, в этих предсказаниях немало футуристического энтузиазма, но с постгуманистической точки зрения они основываются на онтологической ошибке, которая ослабляет их эффект. В терминологии Курцвейла обнаруживается дуалистическое понимание бытия: «мы» (сознания) против «них» (тел). Лишив человеческое бытие плоти и став «изменчивыми проекциями нашего разума», «мы» «преодолеем жесткие ограничения людей, известных нам сегодня», причем, строго говоря, такими ограничениями являются сами наши плотские тела[56]. Большая часть постгуманистических споров посвящена переосмыслению человека в контексте технологии, которая, таким образом, получает первостепенную роль в вопросе перехода к следующему этапу человеческой эволюции. В «Эпохе духовных машин» Курцвейл пишет: «Внедрение технологии – не просто частное дело одного из бесчисленных видов, населяющих Землю. Это поворотное событие в истории планеты. Величайшее творение эволюции – человеческий интеллект – создает средства для следующего этапа эволюции, каковым является технология» [Kurzweil, 1999, p. 35]. В его эволюционной интерпретации человеческий разум становится «величайшим творением эволюции» (но, скромно спросим мы, с какой точки зрения?), тогда как технология определяется как его достойный преемник[57]. В эпоху антропоцена, когда каждый год из-за человеческой деятельности вымирают сотни тысяч нечеловеческих видов (см.: [Chivian, Bernstein, 2008]), триумфальный подход Курцвейла к эволюции, основанный на антропоцентрических и техноцентрических посылках, возможно, разочарует его читателей. Хотя у постгуманизма и трансгуманизма и в самом деле есть общий интерес к технологии, осмысляют они ее совершенно по-разному. Трансгуманизм создает глубокую визионерскую идею технологии, с которой должен согласиться всякий, кто заинтересован в исследовании имеющихся уже сегодня или гипотетических потенций технологии; но некоторые его пределы обнаруживаются в некритическом воспроизведении антропоцентрических и дуалистических тенденций, которые могут привести к техноцентрическим перегибам и иллюзиями. Постгуманистическая критическая рефлексия технологии способна углубить понимания этих вопросов, введя такие понятия, как телесность и «поэзис». Разберемся, почему это так.

Глава 8 Постгуманистические технологии как раскрытия потаенного

ПОЧЕМУ технология важна для обсуждения постгуманизма? Исторические и онтологические аспекты технологии представляются ключевой проблемой, когда встает задача верно понять программу постгуманизма. Однако постгуманизм отстаивает пост-централизацию, то есть не признает наличия одного-единственного центра своих интересов. В технологии он видит определенную черту устройства человека, но не свой главный предмет, который сводил бы его собственное теоретическое начинание к той или иной форме техноредукционизма. Технология – это не «другой», которого надо бояться или против которого надо восставать, как предполагает неолуддитская позиция; но в то же время не обладает она и теми богоподобными характеристиками, которые приписываются ей некоторыми школами трансгуманизма, которые считают технологию внешним источником, способным обеспечить человечеству место в постбиологическом будущем. Общим для трансгуманизма и постгуманизма является понятие техногенезиса, на которое Кэтрин Хейлз указала в своей работе «Борьба с трансгуманизмом» [Hayles, 2008]: «Технология участвует в спиральной динамике коэволюции с человеческим развитием. Эта посылка, известная под названием техногенезиса, мне представляется убедительной и, по сути, практически неопровержимой» [Hayles, 2011, p. 216]