Философский постгуманизм - [17]

Хотя в рамках трансгуманизма существует несколько школ мысли, всем им присущ глубокий интерес к технологии, которая считается ключевым фактором эволюционного прорыва, позволяющего перейти к «следующей» стадии развития человека. Технология может дать человеку возможность преодолеть конечность жизни, для чего требуется перестроить биологические тела людей, что само по себе может стать непрерывным прогрессивным процессом. Технология – самое главное в стремлении к радикальному продлению жизни и к цифровому бессмертию; также она необходима для пересмотра жизни как таковой, в той форме, в какой она существует сегодня. Трансгуманистический философ-утилитарист Дэвид Пирс – сторонник «гедонистического императива», который «показывает, как генная инженерия и нанотехнология уничтожат страдания всех форм чувствующей жизни»[48] [Pearce, 1995]. Пирс определяет «инженерию рая» как «полное устранение страданий Homo sapiens» [Ibid.]. На самом деле он идет еще дальше, доказывая, что «круг сострадания» в конечном счете должен включить и «другие виды, для чего потребуется перепроектирование экосистем и генная инженерия». В общем и целом, «возможность… перепроектирования глобальной экосистемы позволяет включить в инженерию рая весь остальной живой мир» [Ibid.]. Хотя попытка Пирса сократить страдания может быть нам симпатичной, сам план, требующий того, чтобы (некоторые) люди перепроектировали глобальную экосистему, руководствуясь своим пониманием относительных, ограниченных определенными культурами понятий, таких как «счастье» и «рай», коренится в гиперболический форме гуманистической исключительности, морального антропоцентризма и абсолютизма, которые, с критической постгуманистической точки зрения, ни в коей не мере не могут быть чем-то желательным. В рамках трансгуманистического дискурса, который, считается, стоит на посылках атеизма[49], технология становится двигателем исполнения желаний[50], общим ответом на надежды по созданию «лучших»[51] людей и экосистем, а также золотым ключиком к запретному плоду, а именно к бессмертию, которое в трансгуманистической литературе стало называться радикальным продлением жизни[52]. Есть много интересных параллелей между трансгуманистическим подходом к технологии и религиями [Tirosh-Samuelson, Mossman, 2012]. Исторический критик Дэвид Нобл в своей книге «Религия технологии: божественность человека и дух изобретения» утверждает:

Заметная сегодня зачарованность технологическими вещами – являющаяся не чем иным, как мерилом современного просвещения – коренится в религиозных мифах и древних образах. Даже если сегодня технологии, отличающиеся приземленным стремлением к полезности, власти и выгоде, похоже, задают общественные стандарты рациональности, движут ими еще и туманные мечты, духовные стремления к сверхъестественному искуплению. Хотя мирские знания, демонстрируемые ими, действительно поражают, их истинный источник вдохновения в другом, в непрестанном поиске трансцендентности и спасения, возможного в другом мире [Noble, 1997, p. 4].

Данное Ноблом описание сегодняшней зачарованности техникой легко применить и к трансгуманистическому дискурсу о технологии. Традиция, к которой относит себя сам трансгуманизм, – это Просвещение; как мы уже отметили в предыдущей главе, понятия прогресса и рациональности в трансгуманистической технологической парадигме остаются нетронутыми. Технология становится иерархическим проектом, основанным на рациональном мышлении, причем считается, что она движется в прогрессивном направлении; человеческое понимание времени в этих эпистемологических координатах превращается в онтологическую пищу технологии, которой необходимо хронологическое будущее, чтобы добиться успешного развития своих трансцендентных проектов, один из которых имеет важнейшее значение для трансгуманизма – речь об усовершенствовании человека.

Как, по мысли трансгуманизма, можно перепроектировать человека? Многие мыслители-трансгуманисты поучаствовали в обсуждении этой темы. Например, Макс Мор определяет морфологическую свободу как «возможность менять по собственному желанию форму тела, используя такие технологии, как хирургия, генная инженерия, нанотехнология, загрузка сознания в компьютеры» [More, 1993]. Понятие морфологической свободы получило широкое распространение в сообществе биохакеров, которое требует права на изменение человеком самого себя; этот момент теоретик этики трансгуманистического направления Андерс Сандберг дополняет различием между морфологической свободой и нанесением ущерба самому себе, полагая, что «существует законные ограничения морфологической свободы, когда она приносит вред другим или самому субъекту» [Sandberg, 2011]. Наташа Вита-Мор, ведущая представительница трансгуманистического движения, более десяти лет работала над проектированием постчеловеческого тела; ее художественный и философский проект, получивший название «Примо Постчеловек» (Primo Posthuman, с 1997 года по настоящее время), отличается истинно визионерским характером. Но в то же время то, как она представляет «природу», «биологию» и «технологию», во многом созвучно дуалистическому подходу, который мыслители-трансгуманисты оставляют без изменений. Вита-Мор утверждает: «Природа человека, на которой сказывается актуальная стадия прогресса, оказалась на перепутье. Узы, связывающие нас с природно-биологическим, древним, но обусловленным случайными обстоятельствами дизайном, быстро уходят в прошлое. Мы ставим под вопрос саму нашу человеческую биологию и то, что, собственно, значит быть биологическим» [Vita-More, 2004]. Обратите внимание на то, что природа представляется как «обусловленный случайными обстоятельствами дизайн», тогда как «мы» (отделенные от природы) ставим под вопрос нашу собственную биологию. В таблице, в которой представлены некоторые различия между человеческим телом и Примо-прототипом XXI века, Примо называется «не имеющим возраста», с «заменимыми генами» и с возможностью «апгрейда» [Vita-More, 2013]. Тогда как человеческое тело определяется, наоборот, «ограниченным сроком жизни», «унаследованными генами» и тем, что оно «изнашивается». Гендер квалифицируется в качестве «ограниченного» (в сравнении с «изменчивостью» Примо Постчеловека); раса не упоминается; возраст нужно будет преодолеть. Однако это человеческое тело, похоже, не относится к той или иной генеалогии, не встроено в нее. С точки зрения критического постгуманизма важным вопросом к этому вроде бы «нейтральному» телу, которое подвергается перепроектированию, был бы следующий: