Философия свободы - [104]
Человек всегда идентифицирует себя с тем, что его по-настоящему волнует. По мнению Франкфурта, мы позволяем тому, что волнует нас, вести нас по жизни как в конкретном случае, так и в целом, тем самым определяя, кем мы являемся. Это место, где собираются вместе все наши связи с окружающим миром, что напоминает о понятии «заботы» (Sorge), предложенном Хайдеггером[470]. Забота о чем-либо является конституирующим фактором для нашей самости и всех наших проектов. Если что-то действительно волнует меня, то тем самым устанавливаются границы всей моей деятельности, поскольку всегда будут действия, которые я ни при каких обстоятельствах не готов выполнять. Те границы, в которых я в принципе готов действовать, определяют также и границы моей самости, мою идентичность. И наоборот: человек, не имеющий таких границ, будет фактически лишен идентичности, поскольку любые его поступки будут определяться лишь окружающей средой. Франкфурт формулирует это следующим образом:
$$$«Любое стабильное волевое качество, присущее индивиду, является продуктом обезличенного, каузального воздействия. Оно не является последствием того, что индивид хотел быть личностью определенного типа или жить определенного рода жизнью. Это определяется не его волей, но случайностями. Другими словами, воля индивида полностью определяется обстоятельствами, а не его внутренней природой. Никакие его волевые качества не являются для него необходимыми, поскольку они не являются продуктом его собственной природы. Следовательно, у него отсутствует внутренняя сущность, которая создавала бы все необходимые предпосылки для цельной личности. У него нет никаких личных границ, неприкосновенность которых он хотел бы защищать. Он никто. То, кем он является в любой момент времени, никак не зависит от него и является результатом случайного стечения обстоятельств»[471].
Франкфурт утверждает, что человек – единственное в мире существо, которое способно принимать себя всерьез, имея при этом в виду, что для нас очень важно «все делать правильно», мы искренне хотим понять, какими нам следует быть, и мы хотим строить свою жизнь в соответствии с этим пониманием[472]. Как мы уже подчеркнули, наша идентичность неразрывно связана с тем, что нас волнует. Для того чтобы все делать правильно, мы должны найти то, что нас волнует. Точка зрения Франкфурта сводится к тому, что то, о чем мы фактически заботимся или переживаем, и есть то, что должно нас волновать. В конечном счете то, что волнует нас, не звисит от нас самих, а определяется главным образом «волевым императивом».
По Франкфурту, волевой императив – это то, что не может нас не волновать. И постольку, поскольку человек подчинен таким императивам, есть вещи, которых он просто не может не делать[473]. То, что нас волнует, в конечном счете определяется нашей биологией и прочими естественными факторами, так что у нас практически нет права голоса в этих вопросах, утверждает он[474]. Некоторые из таких волевых императивов являются общими для всех людей, другие очень личными, но в целом Франкфурт считает, что людей волнуют по большей части одни и те же вещи, поскольку люди мало отличаются друг от друга в том, что касается биологии, психологии и внешних причин, формирующих их волю. Если мы не можем не беспокоиться о том, что нас волнует, если наша биология и среда почти полностью определяют эти вещи, то никто из нас не может нести ответственность за то, что его волнует. Тем самым мы теряем логическое пространство для рационального анализа смысла и морали.
Здесь возникают некие трудности, поскольку Франкфурт рассматривает мораль как нечто производное, как элемент нашего отношения к тому, что нас волнует. А нас могут волновать столь многие вещи. Франкфурт хочет избежать морализаторства, поскольку главным предметом его интереса являются условия осмысленной жизни, а осмысленная жизнь – это далеко не всегда высокоморальная жизнь. Комендант концентрационного лагеря, жизнь которого с точки зрения морали совершенно неприемлема, может обожать свою работу, и тем самым его жизнь будет в высшей степени осмысленна. С другой стороны, мораль тоже может придавать жизни смысл, и хотя высокоморальная жизнь не обязательно будет более осмысленной, чем совершенно аморальная, она хотя бы лучше с точки зрения морали.
Мы можем в общем согласиться с утверждением, что определенные действия и модели жизни более привлкательны, чем другие, к примеру, что жизнь Рауля Валленберга была лучше жизни Адольфа Эйхмана. Это не означает, что в жизни Валленберга было больше смысла, или что он был более вовлечен в свою жизнь, чем Эйхман. В действительности Эйхмана очень волновали его задачи, заключавшиеся в траспортировке евреев в концентрационные лагеря и лагеря смерти
