Философия энтропии. Негэнтропийная перспектива - [44]
Целесообразная активность человека связана с энергией, с ее трансформацией, аккумуляцией, потреблением. Энергия проявляется в способности к деятельности. Наша деятельность является одной из форм преображения энергии. Особость человеческого сознания – важное предварительное условие ее негэнтропийной направленности. Организация и структура мозга обеспечивают негэнтропийную природу сознания в связи со сбором, сохранением и интерпретацией информации.
Сознание обладает символическим кодом, объективирующимся в науке, искусстве, технике, религии, философии, игре. Если эти активности не повышают энтропию на уровне планетарного природного окружения, а это, теоретически и практически, возможно, тогда они влияют космически благотворно и благородно.
Вопрос о смысле жизни и о ценностях связан с основной энтропийно-экзистенциальной проблемой – с жизнью человека перед лицом смерти. Смерть ставит перед нами вопрос об основе и цели нашего земного существования. Человек, только находясь перед лицом смерти, в состоянии осознать ценность жизни, неповторимость всего сущего. Выбор смысла означает выбор ценности. Однако, своей деятельностью человек лишь подгоняет энтропию. Иногда человек, обращая ценностные системы во зло, подчиняется внешним, директивным решениям, зачастую склоняясь к религиозному и политическому фанатизму. Другая, даже более опасная крайность – равнодушие к бессмысленности, абсурдности, отсутствию смысла, что на общественном уровне формирует современный эгоистический, гедонистический, потребительский образ жизни.
Итоговое последствие изолированной природы и ее законов – это царство смерти, а не вечной жизни. В этом смысле природа является пустотой, призрачностью, несуществованием (или же неподлинным существованием). Все, основанное на природе как таковой, гибельно и тем самым бессмысленно. С метафизической точки зрения, невозможна подлинность, постоянно остающаяся в рамках имманентности. Сама по себе тварная природа без живой творческой связи со своим источником не имеет никакой прочной связующей силы. Разумеется, природа все же обретает смысл в развитых формах-посредниках между высшими и низшими уровнями мудрости. С нашей, человеческой позиции, человек представляет тварную природу перед сверхъестественными силами. В природе, где господствуют только слепые законы необходимости, ничто не может избежать энтропии. Но если мир природы осмысляется, космос обретает свойства живого организма, причем на основах идеальных форм субстанции, силы и организации. Между творцом и творением тогда уже нет онтологической бездны.
Философия природы становится одним из видов спекулятивной физики, основанной на эмпирической науке. Природные творения излучаются божественной полнотой и богатством. Естество требует связи со сверхъестественным. В природе существует творческий импульс, проистекающий из сверхъестественного. Природа одновременно natura naturans (творящая) и natura naturata (сотворенная). Натурализованная субстанция понимается как всеобщий активный мир. Природа рассматривается как синтетическое и органическое самопроявление духа. В природе видится зеркало нас самих, свободное отражение духа.
Но природа не вечна, когда-нибудь в ней (не мешает повторить) исчерпаются все запасы используемой энергии. Если историческое время не в состоянии ускользнуть от природного времени, то в основе своей история представляет собой вид энтропии, уничтожающей время. Из этой перспективы, человек и общество, да и жизнь, не имеют особого онтологического статуса и все, связанное с ними, заканчивается в соответствии с космическими, физическими законами. Если нет вечности, жизнь и течение времени не могут иметь абсолютного смысла. Любой смысл вне вечности является только узакониванием смерти. Даже творческие, жизненные и общественно-исторические процессы, осознанно или неосознанно не направленные к вечности, не могут пониматься как негэнтропийные.
Термодинамика говорит нам о границах. Но в момент мистического, интуитивного проявления сакрального/святого, эта граница исчезает, пропадает разница между субъектом и объектом, человеком и абсолютом. Речь идет о нуминозном опыте[81].
В мифологическом и метафизическом понимании мира нуминозная субстанция предков обеспечивает непрерывность существования в новых поколениях, даже более того: между поколениями существует не только непрерывная связь, но и идентичность. Вера в воплощение божественного (как вера в возможность того, что в этом мире мы снова обретем дыхание, добавим энергию, сотворим из ничего) существует почти всегда. Откровение – это потустороннее явление, но оно реализуется в человеческом времени и пространстве. Человек знает, что откровение подразумевает жизненно необходимое, т. е. свет, хлеб и воду. Субстанциональная реальность этого чувственного проявления божественного выводится из онтологии мифического.
Постоянно обновляются культурные общие понятия, архетипы – смысловые единицы символического языка мифа. Поэтому помимо символов, отвечающих трансцендентному прототипу (так называемому небесному архетипу), и символов центра мира, как точки единства имманентного и трансцендентного (
Серия «Новые идеи в философии» под редакцией Н.О. Лосского и Э.Л. Радлова впервые вышла в Санкт-Петербурге в издательстве «Образование» ровно сто лет назад – в 1912—1914 гг. За три неполных года свет увидело семнадцать сборников. Среди авторов статей такие известные русские и иностранные ученые как А. Бергсон, Ф. Брентано, В. Вундт, Э. Гартман, У. Джемс, В. Дильтей и др. До настоящего времени сборники являются большой библиографической редкостью и представляют собой огромную познавательную и историческую ценность прежде всего в силу своего содержания.
Атеизм стал знаменательным явлением социальной жизни. Его высшая форма — марксистский атеизм — огромное достижение социалистической цивилизации. Современные богословы и буржуазные идеологи пытаются представить атеизм случайным явлением, лишенным исторических корней. В предлагаемой книге дана глубокая и аргументированная критика подобных измышлений, показана история свободомыслия и атеизма, их связь с мировой культурой.
В книге рассматриваются жизненный путь и сочинения выдающегося английского материалиста XVII в. Томаса Гоббса.Автор знакомит с философской системой Гоббса и его социально-политическими взглядами, отмечает большой вклад мыслителя в критику религиозно-идеалистического мировоззрения.В приложении впервые на русском языке даются извлечения из произведения Гоббса «Бегемот».
Макс Нордау"Вырождение. Современные французы."Имя Макса Нордау (1849—1923) было популярно на Западе и в России в конце прошлого столетия. В главном своем сочинении «Вырождение» он, врач но образованию, ученик Ч. Ломброзо, предпринял оригинальную попытку интерпретации «заката Европы». Нордау возложил ответственность за эпоху декаданса на кумиров своего времени — Ф. Ницше, Л. Толстого, П. Верлена, О. Уайльда, прерафаэлитов и других, давая их творчеству парадоксальную характеристику. И, хотя его концепция подверглась жесткой критике, в каких-то моментах его видение цивилизации оказалось довольно точным.В книгу включены также очерки «Современные французы», где читатель познакомится с галереей литературных портретов, в частности Бальзака, Мишле, Мопассана и других писателей.Эти произведения издаются на русском языке впервые после почти столетнего перерыва.
В книге представлено исследование формирования идеи понятия у Гегеля, его способа мышления, а также идеи "несчастного сознания". Философия Гегеля не может быть сведена к нескольким логическим формулам. Или, скорее, эти формулы скрывают нечто такое, что с самого начала не является чисто логическим. Диалектика, прежде чем быть методом, представляет собой опыт, на основе которого Гегель переходит от одной идеи к другой. Негативность — это само движение разума, посредством которого он всегда выходит за пределы того, чем является.
В монографии на материале оригинальных текстов исследуется онтологическая семантика поэтического слова французского поэта-символиста Артюра Рембо (1854–1891). Философский анализ произведений А. Рембо осуществляется на основе подстрочных переводов, фиксирующих лексико-грамматическое ядро оригинала.Работа представляет теоретический интерес для философов, филологов, искусствоведов. Может быть использована как материал спецкурса и спецпрактикума для студентов.