Филоктет - [8]

Шрифт
Интервал

Неоптолем

Иль рыбам – твой язык.

Филоктет

Стоять. Ни с места.

(Неоптолему.)

Меч убери. Оставь его живым мне.

(Одиссею.)

Его ты можешь изрубить в куски
К нему я ненависти не питаю –
И, значит, слез над трупом не пролью.
Ты тоже меч отбрось, чтоб он тебе
Не поцарапал кожу ненароком:
Ведь смерть твоя моей работой будет,
И я хочу все сделать сам, один.
Как жаль, что смертны мы. Хотел бы я
Тебя теперь и вечно убивать.

Неоптолем

Показывает ненависть, что ты
Любил все то, что отнял у тебя он
По долгу службы и готов вернуть.

Филоктет

Уроки ты усвоил хорошо.
Но говоришь о том, кого уж нет.
Скорей услышит камень этот шум.
Ты жалуйся, пока я не прервал
Назойливый твой голос.

Неоптолем

Этим луком,
Что я вернул тебе?

Филоктет

Да, этим самым.

Одиссей

Никто, позволь сказать мне, кем ты был.
Ты помнишь путь на Трою, помнишь бурю?
Бог моря злобно колебал наш флот –
К плавучему его извечна ревность.
Он любит поглощать тот мертвый лес,
Который по волнам свой бег стремит,
А к водорослям вкуса не имеет,
Он алчет нашей, а не рыбьей крови.
Нам облако волну навстречу гнало,
Из волн нас дождь отбрасывал назад,
Кругом одна враждебная стихия.
Цепляла мачта мачту, и борта,
Кряхтя, затеяли друг с другом свару,
Когда кормило отнял бог у нас.
Стремительно неслась навстречу суша,
Течение, закрученное вихрем,
Подвластное ветрам, ведущим спор,
Нам предлагало дать навек жилье,
А пена – стать пристанищем надежным.
Был слишком близко недоступный берег,
И разъяренный бог не принял жертвы.
Змея кольцом свилась вкруг алтаря.
Ты сделал то, чего от всех все ждали –
На жало ядовитое ступил, –
И путь на Трою нам тогда открылся.
Твоя нога была тому ценой.
И снова бог на нас взглянул сурово.
Он, задержав дыханье, нас держал.
Чего не сделал ветер, то свершило
Безветрие, и тридцать парусов,
Бессильные, обвисли, снова жертва
Отвергнута была, на этот раз
Из-за тебя, принесшего спасенье.
Ты воплями молчанье нарушал,
Предписанное нам по ритуалу,
И путь на Лемнос стал твоим путем.
Твоя нога была тому виной.
Твой путь из многолетнего изгнанья
В заслуженную славу – это я.
Убьешь меня – три тысячи убьешь,
Три тысячи погибнут там, под Троей.
От гибели спасется этот город,
Но ты погубишь наши города.
По трупу моему шагнешь ты в пропасть.
Ты не увидишь зелени вовек,
Коль зелени я не увижу снова.
Ведь я – твои деревья и трава,
А нет меня – их для тебя не будет.

Филоктет

И ты еще владеешь языком
И болтовней оттягиваешь время?
Тогда послушай, как мое молчанье
Твою сломает речь. О городах
Я ничего не знаю. Здесь их нет.
Не верю ни в какие города.
Они из слов построены, из снов.
Они ловушки для слепых очей,
Расставленные в воздухе пустом,
Воображенья грязного плоды,
Совокупленья лжи с другою ложью,
Их нет, и ваша зелень – тоже ложь,
Моя земля плешива, и хочу
Такой же видеть я и вашу землю.
Средь пустоты простерто это нечто
Богами безработными от скуки,
И наголо обрито изверженьем,
И сыпью безобразною покрыто,
И вымыто огнем – пока огонь,
Похищенный у высших сил небесных,
Навек всю сыпь с лица земли не смоет,
И не возьмет Ничто обратно звезды,
Одолженные времени, оставив
Лишь пустоту повсюду на земле.
Вам надо вырвать лживые глаза,
Пустые впадины вам скажут правду,
И даже собственная жизнь моя
Одно лишь оправдание имеет:
Что ты погибнешь от моей руки.

Одиссей

Еще есть выход из твоей беды:
В победе вас обоих надо мной.
Как говорится, лавры не для мертвых.
Я смерть встречаю от твоей руки,
И собственное имя на губах
В тени стрелы имеет привкус крови.
Но я прошу тебя: последуй в Трою
За трупом Одиссея. Я виновен
В несчастье, некогда тебя постигшем.
На мне лежит вина в обмане новом,
Который совершил я против воли.
И там солгите так, чтоб смерть моя
Отряд мой в войске греков удержала.
Скажите, что могилу не нашли,
Скажите, что меня сожрали рыбы,
Что бог морской в пучину затянул
За то, что осквернил плевком я море.

Неоптолем(становясь перед ним)

Я отдал лук. Но я – твой щит.
(Филоктету.) Возьми
За жизнь его – мою. (Одиссею.) Она дешевле.

Одиссей

Ты не мешай, пока не пригодишься.

Филоктет

Слыхал, что сказано? Твое лицо
Мне зеркалом послужит, я твоими
Глазами смерть его хочу увидеть,
Пока своей в лицо не глянешь ты.
Зачем отказано богами мне
В таких глазах, чтоб я увидеть мог
Свои глаза, глядящие на это?
Зачем тот миг не будет длиться вечно?
Ах, если б выкопать из глаз твоих
Его портрет в последнее мгновенье,
А из ушей – его последний крик.

(Одиссею.)

Учись теперь, как служат полководцам.
Я высажу тебя с гнилой ногой
На камни, чтоб от боли ты шатался,
Теряя разум, ползал по камням,
На трех ногах пытался убежать
От собственной ноги – гнилой, четвертой,
Той самой, от которой не сбежишь.
И не сбежишь от собственного воя –
Он будет только громче раздаваться.
А если станешь уши зажимать,
Он станет громче у тебя внутри.
Ты опьянишься собственным зловоньем,
Стервятник среди коршунов, тебя
Стервятники заставят выть от страха,
Они тебя зальют своим пометом
И очень скоро превратят в помет.
Ползи наперегонки с гнилью, коршун,
И собственная гниль тебя настигнет,
Ползущего ползком. Ползи быстрей.
Ну что, вопить умеешь? Лемнос учит.
Жрать коршунов умеешь? Учит Лемнос.
Попробуй-ка на вкус, какая зелень,
Как здесь растет трава, цветут деревья,
Пока тебя не вырвал я с корнями

Еще от автора Хайнер Мюллер
Переселенка, или Крестьянская жизнь

В этой масштабной пьесе Мюллер создаёт насыщенную картину жизни немецких крестьян после второй мировой войны, которые оказываются в ГДР. Новая жизнь, новые законы и новая идеология вносят свои коррективы во всё. При том, что послевоенные годы стран, победивших во второй мировой войне ярко проиллюстрированы, а Италия достаточно быстро достигла расцвета легендарного неореализма, послевоенная сельская жизнь обеих Германий нам слабо известна. Именно здесь, в этих странных, но хорошо знакомых по советским временам нотках, событиях, отношениях и кроется привлекательность этой пьесы для отечественного зрителя.


Миссия

Хайнер Мюллер обозначает жанр этой пьесы, как воспоминание об одной революции. В промежутке между Великой французской революцией и приходом Наполеона к абсолютной власти, на Ямайку с миссией прибывают трое – сын местных работорговцев Дебюиссон, бретонский крестьянин Галлудек и темнокожий Саспортас. Они приехали, чтобы вести подпольную агитационную деятельность и принести революционные идеи на рабовладельческий остров. К сожалению, через год после начала их деятельности, не принёсшей масштабных успехов, к власти приходит Наполеон и их деятельность должна быть свёрнута… Вся пьеса написана в особом авторском стиле, напоминающем лихорадочный сон, действительное воспоминание, смешивающееся с символическими и абсурдными образами.


Гораций

Главный герой этой экспериментальной пьесы Хайнера Мюллера – Гораций. Он избран, чтобы представлять Рим в сражении с городом Альбой, когда было решено, что исход сражения решится в битве двух воинов, по одному с каждой стороны. Против него выступает жених его сестры. Гораций побеждает и, хотя мог этого избежать, жестоко убивает последнего. Когда он возвращается в Рим как победитель, то его сестра, вышедшая на встречу, бросается к его окровавленным трофеям и оплакивает своего погибшего жениха. Гораций воспринимает это как измену и убивает её.


Геракл-5

Геракл в пьесе Хайнера Мюллера скорее комический образ. Прожорливый и тяжёлый на подъём, он выполнил уже 4 подвига. И вот к нему приходят два фиванца, чтобы просить его о пятом. Он должен отчистить авгиевы конюшни. Весь его подвиг, знакомый нам с детства по героическим описаниям, показан в пьесе, как трудная работа вполне реального человека. Которому не хочется этим заниматься, который всё время находится во внутренней борьбе, чтобы уговорить себя работать дальше. В какой-то момент он даже хочет выдать себя за другого, отречься от своего героизма.


Маузер

Экспериментальная пьеса Хайнера Мюллера является вольной вариацией сюжета знаменитого романа Михаила Шолохова «Тихий Дон». Написанная единым потоком, где реплики есть только у некоего героя и хора, перед нами в постоянно повторяющихся репликах разворачивается страшное и кровавое полотно революционных и постреволюционных лет. Человек, который проводил чистки в Витебске и делал всё ради дела революции, светлый образ которой он нёс в себе, оказывается осуждён той же властью, которой он истово служил. И вот уже он объявлен преступником, и вот уже он должен предстать перед ответом и готовиться к смерти.