Филоктет - [6]

Шрифт
Интервал

Моя окажется и вашим портом?
И в солончак меня кидать не стоит –
Такое развлеченье предстоит,
Быть может, вам, как мне, но чуть попозже,
И соль разъест и вашу плоть, и кости,
И станете вы солью, как и я,
И мы навечно теми же пребудем.
Снесите труп мой к кратеру вулкана.
Туда, где дым стремится вверх от солнца,
А солнце полыхает под ногами,
Не зная ни закатов, ни восходов,
Швырните же меня с размаху в жерло –
С одной ногой я упаду быстрее,
Чем смог бы убежать на тыще ног
В то пламя безучастное сквозь дым.
Я все сказал. Теперь стреляй в меня.

Неоптолем

О, если б из войны иной был путь,
Чем над врагом врагов победа наших,
Иной был к славе путь, чем путь позора,
Которым я сейчас иду на берег
Докладывать о вылганной победе,
Краснея, черными руками выдаю
Врагу добычу, вылганную подло,
Мы с ним вернемся, чтоб связать тебя
И притащить на берег, к кораблю.
Когда уперся ты, лезть не желая в долг,
Я под ярмо свою подставил шею.
Уж лучше бы твоя стрела в груди,
Чем этот лук – в запятнанных руках.

(Уходит с луком.)

Филоктет

О, если б стать мне самому стрелой
И, убивая, чувствовать смерть жертвы.
О, если б остров на врага свалить
И, солью захлебнувшись, ощущать,
Как мой смертельный враг хлебает соль.
Кто сделал нас, тот лишь полдела сделал.
Рука, метнувшая так много стрел,
Не в силах самого меня метнуть,
Нога, что растоптала столько стран,
Ступать не может, если почвы нет.
Чему не нужен я – то нужно мне.
Без неба, и земли, и кругозора,
И без всего – меня на свете нет.
Послушай, Филоктет, мне надоело
Твои стенанья слушать. Пасть заткни.
Довольно криков. Хватит ожиданий.
Кобыла, запрягись опять в ярмо.
Учись жить снова, мясником под Троей.

(Встает.)

Ты снова нужен, снова сети стоишь,
Так бейся же за место в петлях сети.
Пускай чума от смрада задохнется.
Для их носов ты больше не воняешь.
Ты что, нога? Не хочешь на корабль?
Уж десять лет, как нет у нас другой.
Другого нет. Другого и не будет.
В оковах есть дыра лишь для оков,
И у тебя, кроме врага, нет друга.
И ненависть, прожеванную пищу,
Приправу к коршунам, сглотни скорей.
Врага благодари, став на колени,
За то, что он тебе ее давал,
И сохрани ее в чуланах плоти,
Пока не утолит твой голод месть.
Ты жил надеждой, что погибнет враг,
Жди дальше, ведь теперь надежда больше.
Пусть тысяча твоих смертельных стрел
Хранит для смерти от тысяча первой
То, что по праву ей принадлежит.
Когда б другой твоею плотью был –
Зловонною, больной, рычащей плотью.
Он ничего другого бы не сделал.
Я раной был сплошной, и я кричал
Вслед флоту и вслед пенью парусов,
Я жрал стервятников, и я годами жил
Под страхом растерзанья. Я, я, я.
За ненависть сполна я заплатил,
Моя нога нащупает дорогу,
Что обещает ногу ей под пару,
Когда ее Асклепий исцелит.
Свинцовый боли вес дает ей крылья,
Приманка волочет больное мясо.
Иди, под их подошвой место есть,
Займи же место, гниль, под их подошвой,
Живи, еще пинок получишь скоро.
Приятно быть слугою кровопийц.
Пинок – их ласка, а плевок – их хлеб.
Беги же, одноногий, в грязь ложись,
Зловонье битвы вонь твою излечит.

(Идет.)

Чьи там шаги?

Одиссей, Неоптолем.


Одиссей

Они тебе знакомы.

Филоктет

Чей голос незабвенный слышу я?

Одиссей

Того, кто голос твой не мог забыть
С тех пор, как отдал коршунам его
По долгу службы.

Филоктет

Той же самой службы,
Где получил я рану.

Одиссей

И не мог уж
С такою раной выполнять свой долг.

Филоктет

Ты помнишь Филоктета.

Одиссей

Да, тебя.

Филоктет

Меня? А это – я? Кто ты такой?

Одиссей

Я Одиссей. Не притворяйся дурнем.

Филоктет

Но Одиссей был лжец. Коль это ты,
То, значит, лжешь, и я – не Филоктет

Одиссей

Быть может, Одиссей настолько лжец,
Что Одиссеем он себя считает
И в этом тоже лжет, и он – не он,
И, значит, он не лжец, и, коль зовет
Тебя он Филоктетом, ты есть ты.
Довольно разговоров. Встань. Идем.

Филоктет (Неоптолему)

Отдай мне лук, верни мне, друг, стрелу.

Одиссей

Сам не пойдешь, тогда тебя мы свяжем,
Так надо и тебе, и нам.

(Неоптолему.)

Веревку.

Филоктет(Неоптолему)

Исправь то зло, что совершил невольно,
Лжец сделал из тебя лжеца, вор – вора,
Сотри с себя клеймо, верни мне лук,
И доброе себе вернешь ты имя.

Одиссей(Неоптолему)

Ему ты не поможешь, не пытайся.
А каждый миг, что мы теряем здесь,
В далекой битве гибнет человек.

Филоктет

Тем лучше. Буду время я тянуть,
Пока последний грек на груде трупов,
Оставленной на том, что было Троей,
Иль на руинах греческой твердыни,
На груде, достигающей небес,
Сломает меч и разобьет свой щит
И шлем погнет об острия созвездий,
Последнего троянца убивая,
И сам погибнет от руки троянца –
Последнего на груде трупов вражьих.
И только мертвецы над полем битвы
Продолжат, загнивая, эту битву
За место, где им можно загнивать.
Мгновенье дешево. Ему цена – жизнь грека.
А что есть грек? Мгновение дороже.
Оставь себе мой лук. Получше лука
Оружье есть. Оружье это – время.
Я даже пальцем не пошевелю,
А грек умрет. И снова грек умрет,
А я не шевелю хотя бы пальцем.
О время, ты – без возраста убийца,
Я десять лет твой проклинаю ход,
Ты не давало шагу мне ступить
И с каждым шагом пригибало к камню,
А ныне я тебя благословляю.
Нет в нужнике твоем такой дыры,
Чтоб сквозь нее живое просочилось.
И нет границ, чтоб не пускали плоть.
Твой ход – мой ход, с тобой идем мы в ногу,
И ты, и я – богам мы неподвластны.

Еще от автора Хайнер Мюллер
Переселенка, или Крестьянская жизнь

В этой масштабной пьесе Мюллер создаёт насыщенную картину жизни немецких крестьян после второй мировой войны, которые оказываются в ГДР. Новая жизнь, новые законы и новая идеология вносят свои коррективы во всё. При том, что послевоенные годы стран, победивших во второй мировой войне ярко проиллюстрированы, а Италия достаточно быстро достигла расцвета легендарного неореализма, послевоенная сельская жизнь обеих Германий нам слабо известна. Именно здесь, в этих странных, но хорошо знакомых по советским временам нотках, событиях, отношениях и кроется привлекательность этой пьесы для отечественного зрителя.


Миссия

Хайнер Мюллер обозначает жанр этой пьесы, как воспоминание об одной революции. В промежутке между Великой французской революцией и приходом Наполеона к абсолютной власти, на Ямайку с миссией прибывают трое – сын местных работорговцев Дебюиссон, бретонский крестьянин Галлудек и темнокожий Саспортас. Они приехали, чтобы вести подпольную агитационную деятельность и принести революционные идеи на рабовладельческий остров. К сожалению, через год после начала их деятельности, не принёсшей масштабных успехов, к власти приходит Наполеон и их деятельность должна быть свёрнута… Вся пьеса написана в особом авторском стиле, напоминающем лихорадочный сон, действительное воспоминание, смешивающееся с символическими и абсурдными образами.


Гораций

Главный герой этой экспериментальной пьесы Хайнера Мюллера – Гораций. Он избран, чтобы представлять Рим в сражении с городом Альбой, когда было решено, что исход сражения решится в битве двух воинов, по одному с каждой стороны. Против него выступает жених его сестры. Гораций побеждает и, хотя мог этого избежать, жестоко убивает последнего. Когда он возвращается в Рим как победитель, то его сестра, вышедшая на встречу, бросается к его окровавленным трофеям и оплакивает своего погибшего жениха. Гораций воспринимает это как измену и убивает её.


Геракл-5

Геракл в пьесе Хайнера Мюллера скорее комический образ. Прожорливый и тяжёлый на подъём, он выполнил уже 4 подвига. И вот к нему приходят два фиванца, чтобы просить его о пятом. Он должен отчистить авгиевы конюшни. Весь его подвиг, знакомый нам с детства по героическим описаниям, показан в пьесе, как трудная работа вполне реального человека. Которому не хочется этим заниматься, который всё время находится во внутренней борьбе, чтобы уговорить себя работать дальше. В какой-то момент он даже хочет выдать себя за другого, отречься от своего героизма.


Маузер

Экспериментальная пьеса Хайнера Мюллера является вольной вариацией сюжета знаменитого романа Михаила Шолохова «Тихий Дон». Написанная единым потоком, где реплики есть только у некоего героя и хора, перед нами в постоянно повторяющихся репликах разворачивается страшное и кровавое полотно революционных и постреволюционных лет. Человек, который проводил чистки в Витебске и делал всё ради дела революции, светлый образ которой он нёс в себе, оказывается осуждён той же властью, которой он истово служил. И вот уже он объявлен преступником, и вот уже он должен предстать перед ответом и готовиться к смерти.