Филарет Московский - [7]

Пастырство и целительство очень близки. Любя людей, жалея их, пастырь добрый лечит их души, но нередко становится и превосходным медиком. Вспомним великомученика целителя Пантелеймона, Косму и Дамиана, вспомним совсем близко отстоящего от нас по времени святителя Луку (Войно-Ясенецкого), архиепископа Симферопольского и Крымского, создателя целого направления в медицине — гнойной хирургии, великого анестезиолога, причисленного к лику святых Русской православной церковью.

Лечебницу, в которой подвизался Дроздов, часто посещал и владыка Платон. Видя старания своего любимца и на здешнем поприще, он еще больше прикипел к нему и вскоре сделал Василия своим иподиаконом, то есть отныне во время богослужений митрополита в лавре Дроздов помогал ему облачаться, носил за ним митрополичий посох.

С 1802 года архимандрита Августина перевели на должность ректора Московской академии, а новым ректором в семинарии сделался тридцатилетний архимандрит Евграф (Музалевский-Платонов). Из его прозвища видно, что он — птенец платоновского гнезда, ибо митрополит Платон, поощряя своих наилучших питомцев, присваивал им свое имя, и они становились через черточку Платоновыми. Довольно примечательная эта черточка! Никто, кажется, кроме Платона, так не делал.

Будучи сам не вполне ученым, архимандрит Евграф тем не менее любил стремящихся к учености и потому особо примечал Дроздова: «Отлично остр, прилежен и успешен». По воспоминаниям самого святителя Филарета, Евграф преподавал по протестантским пособиям — «задавал списывать отмеченные статьи из Голлазия». Уроки в классе сводились к переводу и объяснению этих списанных статей. «Общие нам с протестантами трактаты, как то: о Святой Троице, об Искуплении и т. п., пройдены были порядочно; а другие, напр., о Церкви, совсем не были читаны. Образования Евграф не имел стройного, хотя увидел нужду изучать отцов и изучал их». Евграф любил и увлекался мистическим толкованием Священного Писания — «Царствие Божие не в слове, а в силе заключается». В преподавании он старался переходить на русский язык.

В 1802 году, будучи переведенным в богословский класс, где курс читал архимандрит Евграф, Василий Дроздов получил благословение на ношение стихаря для служения в Трапезной церкви. Стихарь — облачение и для священников, и для мирян, прислуживающих в храме. Одежда, олицетворяющая собой чистоту души и помыслов, и потому бывает только светлых тонов. От греческого слова «στίχοςι» — строка, стих, прямая линия, поскольку и впрямь кроится прямыми линиями. Для каждого верующего человека первое облачение в стихарь — очень волнующее событие! Отныне ты не такой, как раньше, ты обозначен в светлости и прямоте и должен соответствовать своему новому облачению. Не иметь темных помыслов. Не лукавить.

Как же после этого Дроздов смог бы слукавить даже по просьбе добрейшего Евграфа, когда тот подбивал его и других семинаристов разыграть сценку:

— Приедет владыка Платон, а вы выйдете из аллеи к нему навстречу, будто не замечая его, увлеченные беседой о нем, о его добродетелях…

— Это театральное представление какое-то! Не желаю быть актером, — наотрез отказался Василий.

Честный, правильный, он при этом оставался во всех отношениях задорным и веселым парнем, которого обожали за это сочетание веселости, игривости и — правильности. Он продолжал писать стихи. Причем не только религиозные, возвышенные, но и легкие, забавные, игручие.

Любезнейшим родным,

И малым и большим,

Всех благ прямых желаю

И также посылаю

Кому — агу! Кому — виват!

Пусть сами меж собой делят…

В нем стали подмечать дар прозорливости. У некоторых это вызывало недоверие, смешанное с недовольством. Однажды несколько семинаристов сговорились, схватили Дроздова, накрыли одеялом, стали мутузить в спину, и при этом один из озорников, нарочно меняя голос, вопрошал с издевкой по-старославянски:

— Прорцы, Василий, кто тя ударяяй?!

В том же 1802 году его и назначили старшим над семинарской больницей, это дало возможность избегать повторения подобных расправ, он ухаживал за больными, иной раз видел, как умирали, это давало повод размышлять о зыбкой природе человека, о неотвратимости смерти, о временности нашего земного существования.

Пролетело детство, промелькнуло отрочество… Заканчивалась учеба в семинарии. Ректор, недолгое время обижавшийся на Дроздова за то, что тот отказался участвовать в придуманном им представлении, теперь, подводя итог его учению, докладывал митрополиту Платону о нем и о Матфее Знаменском: «И по прилежанию, и по остроте ума как в других науках, так и преимущественно в поэзии они, без сомнения, лучше всех. Отличаются особенною скромностью».

Глава третья УЧИТЕЛЬ ВАСИЛИЙ МИХАЙЛОВИЧ 1803–1808

Рубеж столетий… В России век восемнадцатый закончился смертью Суворова, а век девятнадцатый начался убийством императора Павла. Два знамения, не предвещавших ничего хорошего. Умер не просто полководец, а носитель русского духа — самого что ни на есть. Убит не просто сумасбродный и потому несчастный, весьма верующий и потому счастливый человек по имени Павел Петрович, убит помазанник Божий.