Филарет Московский - [148]

Радуемся, что на путь и подвиг вы пожелали приять и прияли ныне Божественное напутствие, — приобщились Тела и Крови Христовы. Идите в мире: Господь с вами.

Насколько легче было им отправляться на жатву смерти и переносить все ужасы войны после такого мощного напутствия!

В середине декабря вышел новый манифест императора «О воззвании к России по случаю настоящей войны». Отзываясь о нем, Филарет позволил себе подпустить и критики в адрес военной политики государя и главнокомандующего войсками в Крыму Меншикова: «Слава Богу, что в новом манифесте есть воззвание к Богу. А может быть, лучше было бы, если бы яснее исповедовали, что не раз найдены были малоготовыми для отражения врагов, и только заступление Господне спасло нас. Говорят, что в сражении при Альме силы наши были так неуравнительны с неприятельскими, что если бы они сие знали, могли бы тотчас броситься на Севастополь с большею надеждою. Господь сокрыл от них сие».

Жатва смерти была не только на полях брани и на севастопольских редутах и фортах. Летом и осенью снова была на Москве и в других городах России холера, будь она неладна. «На сих днях умерли в Москве от холеры протоиерей, священник и диакон…», «У нас умер от холеры певчий. Это первый случай с 1830 года» — мелькает в письмах Филарета Антонию. И вновь он молился непрестанно об окончании эпидемии, а в конце осени читал благодарственные молебны, когда холера ушла.

Новый, 1855 год начался на Москве празднованием столетнего юбилея университета, и 12 января в Татьянинской университетской церкви владыка Филарет радовал студентов и преподавателей своей торжественной речью, благословляя на труды будущих философов и историков, астрономов и филологов:

— Чего ищет наука в неизмеримом пространстве вселенной и в тайных хранилищах природы человеческой? — Истины. Утвердите, что нельзя найти ее: вы поразите науку смертельным ударом. Но можно ли действительно находить истину? — Должно думать, что можно, если ум без нее не может жить, а он, кажется, живет и, конечно, не хочет признать себя лишенным жизни… Но я по призванию любомудр и естествоиспытатель; какое же должно быть мое отношение к истине Откровения? — Не мечтай, что ты можешь создать мудрость; помышляй лучше, что мудрость может прийти и пересоздать тебя… Я изыскатель истины бытописаний человеческих; чем должен я истине Божией? — Не попусти себе тупым взором видеть в бытиях человечества только нестройную игру случаев и борьбу страстей, или слепую судьбу; изощри твое око и примечай следы провидения Божия, премудрого, благого и праведного… Я исследователь звезд, планет и их законов; чего требует от меня истина Божия? — Ты очень искусно возвысил проницательность своего зрения, чтобы видеть в небесах невидимое простому оку: потщись возвысить также искусно проницательность твоего слуха, чтобы ты мог ясно слышать и возвестить другим, как небеса поведают славу Божию… Я любитель и возделыватель изящного слова; должен ли и я свободу и красоту слова поработить строгости высшей истины? — Рассуди, велико ли будет достоинство твоего дела, если красивые цветы твоего слова окажутся бесплодным пустоцветом? Не лучше ли, чтобы в них скрыто было плодотворное семя назидательной истины и чтобы они издавали благоухание нравственной чистоты?.. Так теки царским путем, царская обитель знаний, от твоего первого века в твой второй век.

В день святителя Алексея Московский Златоуст призывал русских людей к совершенствованию самих себя, дабы являться достойными славы предков:

— Сынове России! Бог Владимира, Бог Александра Невского, Бог Петра, Алексия, Ионы, Филиппа, Сергия чрез роды и веки предал и сохранил нам чистую, святую, православную веру Христову и чрез веру посеял и возрастил в жизни предков наших добрые семена, способные взаимно питать веру и простирать ее действие в потомстве. Тщательно ли мы пользуемся сим наследием? Бдительно ли храним сие сокровище?.. Наши благочестивые предки в праздники и посты участием в церковном вечернем, утреннем и дневном богослужении благоговейно приносили жертву Богу; и находили в оном собственное услаждение. Признаем благословенное наследие сих расположений в тех, которых с утешением видели мы наполнявших сей храм во все дни сей седмицы поста. Но не много ли между нами и таких, которые часы предпраздничного вечера отдают зрелищам и забавам, а часы праздничного утра сну, после ночи, превращенной в день, недостойный солнца? Наши предки, может быть, не всегда умеренно пиршествовали в праздник; но в день непраздничный обыкновенно были воздержны и трудолюбивы и строго соблюдали пост; ныне можно нередко встретить людей, которые роскошь прославляют, как добродетель; дни работные проводят в игре и праздности и оскорбляют святость поста, одни, покрывая именем поста несколько измененный вид роскоши, другие, нередко совсем забывая о посте… Указать ли на раболепство чуждому непостоянству и нескромности в одежде? Указать ли на страсть к искусству Иродиады, сделавшуюся для многих почти законом? Указать ли на неизвестное природе лакомство прахом и дымом худородного зелья? Указать ли на обычай многих без нужды употреблять чуждый язык, как будто некое отличие высшего звания и образованности? Может быть, меня обвинят, что обращаю внимание на мелочи? — Обвиняйте, если угодно: вам от сего не будет пользы; полезнее же вам помыслить, можете ли оправдать себя, когда с чужой земли собираете, конечно, не мудростью указанные, мелочи и наполняете ими ваше недро, извергая из него доброе, положенное добрыми предками?