Филарет Московский - [146]

Новый, 1854 год начался с прекращения политических отношений России с Англией и Францией, которые объявили ультиматум, требуя выведения русских войск из Молдавии и Валахии, и заключили военный союз с Турцией. В ответ войска Ивана Федоровича Паскевича форсировали Дунай и начали военные действия в его устье, стремясь освободить западное побережье Черного моря от турок. Реакция европейцев не заставила себя долго ждать — 15 марта войну России объявила Англия, а на следующий день и Франция. Но если бы только Англия да Франция! «Мир все не дается нам, а война все злее смотрит, — писал Филарет. — Одна Голландия сказала, что она остается в прежнем союзе со всеми. Прочие почти все государства пересылаются тайными посольствами, как будто заговор составляют».

Императору приснился во сне старец в иноческой, но белой одежде, который спросил:

— Для чего война?

— На защиту христиан, — ответил Николай Павлович. Услышав ответ, старец благословил его крестом.

Вскоре государя ждал удар — Пруссия и Австрия подписали с Англией и Францией протокол о единомыслии, тем самым узаконив единство Европы в борьбе против России. И это после того, как русский царь спас Австрию и Пруссию от революции, заслужив навсегда ненависть венгров, которые и по сей день поминают нам гибель прекрасного Петефи!

Царь еще ждал, что европейцы одумаются, не спешил объявлять ответную войну и лишь в праздник Пасхи 30 марта вышел его манифест «О войне с Англией и Франциею». Через десять дней англо-французская эскадра подошла к Одессе и провела мощную бомбардировку, но высадиться десант не смог. Началась основательная подготовка к высадке десанта в Крыму. Английские корабли подвергли бомбардировке Соловецкий монастырь и Петропавловск-Камчатский. Но ни там, ни там им не удалось высадиться на берег и развернуть боевые действия, и там, и там враги ушли восвояси несолоно хлебавши.

В день рождения императора в Успенском соборе Кремля митрополит Московский произнес речь, в начале которой говорилось:

— Чему время ныне? И ныне время благодарить Бога за победы на суше и на море: но сии победы еще не завоевывают нам мира, и даже некоторые из них бесстыдными лжеумствованиями обращены в предлог к умножению нам врагов. Посему ныне время особенно взирать на твердость царя нашего в правде пред возрастающим числом врагов. Изъявив решимость оградить спокойствие православия на востоке, по возможности без нарушения мира, он никому не объявил войны, хотя и вызывали к тому поступки не только открывающихся врагов, но и мнимых миротворцев. Но когда враги христианства объявили России войну, наш царь принял ее с упованием на Бога. И когда две христианские державы, которых ничем не обидела Россия и которые в посторонней для них распре признавали Россию правою, сверх ожидания объявили ей войну, наш Царь не колебался принять и сию войну с упованием на Бога. Мысль о подвиге за правду он поставил выше мысли о возрастающем числе врагов.

Летом 1854 года русские войска продолжали одерживать победы над турками, взяли важную крепость Баязет в Закавказье. Севастополь, ставший к тому времени главной базой русского флота на Черном море, не был еще в сознании наших соотечественников тем, чем он стал ныне. Его имя не успело засиять славой, застонать болью в русском сердце. Именно после обороны города во время Крымской войны он стал для нас — Севастополем. Враг стремился к овладению городом, поскольку здесь располагалась самая лучшая акватория на всем море. Здесь удобнее всего держать крупную флотилию. Союзники разработали план обоюдного штурма города и с суши, и с моря. Для наступления с суши необходимо было высадиться где-то севернее. Выбрали другой порт — Евпаторию.

Армаду противника составляли пароходы, огромные двухпалубные и трехпалубные парусные линейные корабли, бриги, корветы, фрегаты, большие, средние и малые транспорты. Везли они семьдесят тысяч полевых войск с расчетом по тысяче артиллеристов на восемь тысяч пехоты. Один только английский океанский пароход «Гималая» мог везти два полка пехоты с артиллерией и обозом. При артиллеристах на кораблях флотилии находились в огромном количестве осадные орудия, пушки и мортиры, а также бесчисленное множество снарядов к ним. Вместе с английскими и французскими двигались остатки турецкого флота и корабли Египта. Впрочем, и турки, и египтяне, по свидетельствам европейцев, имели вид весьма затрапезный. Да и в предстоящей войне им отведена была роль прислуги.

Во главе французских войск стояли генералы Канробер и Сент-Арно, оба прославившиеся неслыханной жестокостью во время подавления Парижского восстания 1852 года, когда они приказывали стрелять не только по баррикадам, а просто по толпам прохожих, по подъездам и балконам, по паркам и скверам, дабы напрочь запугать парижан. Бывший актер Сент-Арно страдал неизлечимой болезнью желудка, изо рта у него исторгался адский смрад, он знал, что дни его сочтены, и люто ненавидел все человечество, желая спровадить на тот свет как можно больше двуногих тварей, прежде, чем он сам туда отправится.

До подавления Парижского восстания Канробер и Сент-Арно отличились в Алжире, где еще беспощаднее истребляли целые деревни арабов. От них пошла ненависть алжирцев к французам, не иссякшая до наших дней. Теперь Луи Бонапарт надеялся, что оба эти головореза достойно отомстят России за взятие Александром I Парижа в 1814 году.