— Спасибо. — Корд пересек комнату, снова приводя все шары в движение. — Корд Дюран, — произнес он в телефон.
Эбби заторопилась покинуть раскачивающиеся, танцующие шары, чтобы Корд мог спокойно поговорить.
Однако его замешательство обнаружилось тотчас же и было столь очевидным, что Эбби замерла в дверях гостиной.
— Как ты узнала этот номер, Эш?
….
— Но я же предупреждал Дэнни, чтобы он не давал его.
….
— Да, разумеется, все в порядке, но…
….
— Нет, не могу.
….
— Нет, Эш, я в самом деле не могу.
Это был не деловой звонок! Эбби приподняла подбородок и направилась на кухню, чтобы не слышать продолжения. Корд по собственному желанию пообещал быть верным. Сама она предложила ему всего лишь соблюдать рамки приличия. Так почему же откровенно личный звонок женщины отдается такой болью?
Заметив, что духовка включена, Эбби заглянула в нее и увидела превосходную грудинку, уже покрывшуюся золотистой корочкой. Замечания Корда по поводу своих кулинарных способностей были в высшей степени скромными. Он готовил намного лучше ее, творил просто настоящие чудеса из мяса и овощей. Чуть подучившись, он бы мог стать шеф-поваром. И этому, конечно, помешали только любовь и невероятные способности к фотографии.
Его способности, похоже, безграничны. Он необычайно начитан и образован, занимается несколькими видами спорта, прекрасно развит физически, у него исключительный вкус — одевается он превосходно, он красив, он полон шарма, он… он…
Слезы подступили к горлу, и Эбби резко хлопнула дверцей духовки. Чувствуя себя несчастной, она подошла к столу за сумочкой. Вне всякого сомнения, события развиваются по худшему из возможных сценариев: прошел какой-то месяц полублизости без намека на интимность, и она готова влюбиться в своего временного мужа.
Эбби собралась уйти из кухни, когда в дверях появился Корд. Его взгляд был твердым, но явно обеспокоенным.
— Это звонила старая знакомая, Эбби.
Эбби выдавила веселую улыбку:
— Я так и подумала.
— Неправда.
— Будь так добр, не говори о том, чего не знаешь. Ты не можешь читать мои мысли. — Эбби попыталась пройти мимо, но он не отодвинулся, чтобы пропустить ее. — Пожалуйста, дай мне пройти. Я хочу снять эту одежду.
Корд стиснул зубы.
— Я тоже хочу, чтобы ты сняла эту одежду.
Краска залила лицо Эбби.
— Мне неприятны твои намеки.
— Эбби, я не давал Эшли Данн этот номер.
— Но она считает себя вправе звонить, не так ли? — парировала Эбби. — Должно быть, ты сообщил ей, что наш брак всего лишь удобное соглашение.
— Я ей ничего не говорил, Эбби. Не могу же я запретить людям общаться со мной. Ты бы могла? Хоть кто-нибудь мог бы?
— Я что-то не вижу у моих дверей очереди из мужчин. А ты?
— Очереди из женщин там тоже нет!
Эбби отвернулась.
— Дурацкий спор. Ты имеешь право делать все, что тебе хочется и с кем хочется.
— На свете существует одна-единственная женщина, с которой мне хочется что-нибудь делать, и она стоит передо мной.
Взгляд Эбби метнулся обратно к нему. Неужели он говорит серьезно? Лицо его напряглось, как будто он старался обуздать себя.
Ее сердце глухо заколотилось. Он поднял руки, и она сделала шаг назад.
— Нет… Не надо.
— Эбби… Черт возьми! — Он сделал шаг к ней, а она опять отступила.
— Это… нелепость, — прошептала она.
— Это жизнь, — пробормотал Корд, — это реальность, Эбби. Мы женаты. Мы живем в одном доме. Когда я ночую здесь — неужели ты считаешь, что я могу не думать о тебе, лежа в постели в соседней комнате?
— А когда ты ночуешь не здесь? О ком ты думаешь тогда, Корд? — Она уперлась спиной в шкафчик, дальше отступать было некуда.
— Тогда я стараюсь вовсе не думать. — Он сжал ладонями ее запястья, и ощущение близости с ним пронизало ее с головы до ног.
В ее глазах мелькнул проблеск испуга.
— Зачем ты… делаешь это, Корд?
— А ты как думаешь? — Он придвинулся ближе. — Эбби, я постоянно вспоминаю нашу ночь. Ты не думаешь о ней? Память о ней не тревожит тебя? Не изводит? Как ты можешь вести себя так, как будто между нами ничего не было?
Лицо его дышало волнением. Пальцы еще крепче стиснули ее руки.
— Я… пыталась забыть ее, — подавленно шепнула она, хотя правда буквально рвалась у нее с языка. Ну почему она не может просто сказать ему, что ничего не помнит?!
Он легонько встряхнул ее:
— Почему?
— Корд… пожалуйста, не втягивай нас… — Она увидела, как его челюсти сжались. — Не разрушай…
— Чего не разрушать, Эбби? Мы ходим мимо друг друга на цыпочках. Мы никогда не поднимаем серьезных вопросов — как этот, например, о нашей ночи. — Он смотрел, как краска заливает ее лицо. — И не смущайся опять, черт возьми! Почему нам не говорить об этом? Той ночью мы подарили жизнь нашему ребенку. Как ты можешь делать вид, что ее никогда не было?
Колени у нее тряслись, не столько от вопросов Корда, сколько от его близости, от выражения решимости на его лице.
— Ты просто сбросила меня со счетов, Эбби, — мрачно добавил он. — Узнав о ребенке, ты не захотела открыто и честно прийти и обсудить ситуацию со мной. И меня очень интересует, почему ты решила, что вилять и темнить — самый лучший выход из положения?
Эбби перевела дух. Она дрожала всем телом. Значит, эти вопросы все время скрывались за вежливостью и мягкостью его поведения? Отчего они вырвались наружу? И зачем в таком случае он пошел на все эти излишества, отмечая юбилей, о котором обычно помнят лишь искренне любящие пары?
