Фестиан-мученик - [8]

Лаврентий. Не ломай себе голову. Наше дело — с радостью все принимать и не задавать вопросов. В какую бы сторону ты ни повернул ключ, как бы ни раскрыл ворота, — душа твоей службы остается незримой.

Петр. А она должна быть зримой. Должна быть всего лишь поворотом ключа, и ничем больше. Плохо ты, брат, утешаешь меня. В каждом слове я слышу крик петуха.

Лаврентий (убежденно). Нет, брат Петр, ты не виноват.

Петр. Ты вроде бы сказал, что Фестиан скоро вернется?

Лаврентий. Скоро? Шесть имен он назвал, а сколько еще не назвал?

Петр. И можем ли мы быть уверены, что он не имел в виду вообще всех?

Лаврентий. Это я виноват. Я не пресек его вопросы, я привел его к тебе.

Петр. Ты хочешь меня утешить, брат мой.

Лаврентий. Не будь меня, несчастья не произошло бы.

Петр. Да, это несчастье — чем дальше, тем оно больше.

Лаврентий (помолчав). Нам остается только ждать.

Петр. Ждать?

Лаврентий. А что еще? (Испуганно.) О чем ты подумал?

Петр (медленно). Мой пост…

Лаврентий. Что — твой пост?

Петр. Я не могу его оставить. Особенно после того, что произошло.

Лаврентий. Разве кто-то этого требует?

Петр. Обстоятельства, брат Лаврентий.

Лаврентий. Требуют — и одновременно запрещают?

Петр. Вот именно.

Лаврентий. Опять выходит, что надо ждать. Я так и сказал.

Петр. Или выходит, что пойти должен другой.

Лаврентий. Другой?

Петр. Я полагаю — да.

Лаврентий. Ты, стало быть, имеешь в виду меня?

Петр. Я имею в виду тебя.

Лаврентий (с некоторым раздражением). Тут, конечно, трудно сказать «нет».

Петр. А ты хотел сказать «нет»?

Лаврентий. Что ж, я сам говорил, что виноват.

Петр. При чем тут вина, брат Лаврентий? Это просьба.

Лаврентий. Хорошо, я пойду.

Петр. Благодарю тебя. Через колючие заросли, пока не выйдешь на торную дорогу.

Лаврентий. А там — вниз.

7.

Лаврентий. О Фестиан, брат мой!

Фестиан. Ты тоже не усидел на месте, Лаврентий?

Лаврентий. Хоть минутку передохнуть рядом с тобой!

Фестиан. Минуток тут предостаточно, как скажет Велиар.

Лаврентий. Забиться под складку плаща и верить, что ты спасен.

Фестиан. Да, тут уж сам воздух источает сомнение.

Лаврентий. Так тяжело дышать… Это ветер, Фестиан!

Фестиан. Ветер тут не самое страшное.

Лаврентий. Дуновение, сложенное из хрипов перерезанных глоток! Я думал, что не перенесу этой дороги… Меня охватила тоска по нашему раю, в котором никто не наводит порядок. Какие выродки поставили здесь эти столбы, протянули эту проволоку? Как это выдерживает твой желудок… о сердце я уж не говорю. Стоит мне только поднять голову…

Фестиан (в приливе отчаяния). О брат мой, жаровни и львы — какая это все-таки малость!

Лаврентий (нерешительно) Да…

Фестиан. Особенно львы.

Лаврентий. Малость — и не малость.

Фестиан. А я нашел своих отца и мать, Лаврентий.

Лаврентий. Здесь все вершится по справедливости…

Фестиан. И вот я пытаюсь их отогреть. Но что им мое дыхание?

Отец. Да, твоего дыхания недостаточно.

Фестиан. И что моя рука?

Мать. И руки твоей недостаточно.

Отец. Они не дают тепла.

Мать. Не дают тепла.

Лаврентий. Слышишь?

Фестиан. Слышу.

Лаврентий. Упрямство, озлобленность, возмущение…

Фестиан. Если бы ты мне помог! Мы бы соединили тепло наших рук, совместно подышали б на лед…

Лаврентий. Нам тут не место, Фестиан.

Фестиан. А кому же, как не нам?

Лаврентий. Здесь ужасно.

Фестиан. Зачем же ты пришел?

Лаврентий. Затем.

Фестиан. Вот и я пришел затем.

Лаврентий. Мы говорим о разных вещах.

Фестиан (неуверенным, вопросительным тоном). У тебя тут есть друзья, нуждающиеся в утешении? Или родные?

Лаврентий (с ожесточением). Нет у меня тут ни друзей, ни родных.

Фестиан. Я не хотел тебя обидеть.

Лаврентий. И вообще — о проклятии надо думать, а не о наших знакомствах.

Фестиан. Это ты верно сказал! Я сам себя укоряю, что сначала принялся искать своих близких. Слабость, но, может быть, и простительная. Моя семья обширна и явно состоит сплошь из грешников. А вот твоя…

Лаврентий. Семья? Насколько я могу припомнить, это нечто в промежутке между рождением и смертью. Я знаю только одно родство — единого нашего Отца.

Фестиан. Ты упрекаешь меня?

Лаврентий. Утешить, помочь! Все какие-то бессмысленные слова.

Фестиан. На этот язык я перевожу свое бессилие, когда говорю с ними… да нет, не с ними — с тем, что от них осталось.

Лаврентий. И даже не от них. Просто с тем, что осталось.

Фестиан. Когда мы с ними вспоминаем о непостижимой земле, меня мучит сознание того, что я не расчленен на куски, как они, и я хотел бы тоже оказаться целиком в плену страдающей плоти… Точно так же как на земле я всегда хотел болеть теми же болезнями, что и другие. Но мне не суждена была проказа, мало было суждено печали. И что из меня вышло? Стою вот перед ними с самой доброй волей, и задаю вопросы праведника.

Лаврентий. Что же тебе удалось сделать?

Фестиан. Мало, почти что ничего. Я копался в архивах.

Лаврентий. В архивах?

Фестиан. Из-за Сальпиция. Ему хотелось знать, как устроена машина.

Лаврентий (в полном ошеломлении). О!

Фестиан. Но чертежи непонятны. Я спросил Велиара, а он только расхохотался. Тут помимо конструкции явно запрятана какая-то метафизическая каверза.

Лаврентий. И этим ты занимался?

Фестиан. Не только. Я рылся в библиотеке.

Лаврентий.