Феромон - [23]

— Норм, — не задумываясь соглашается он.

Я расстроенно вздыхаю. Значит, чуда, увы, не случилось. Просто её устойчивость и алкоголь. Или не увы? Я как-то ещё не решил. Не определился: это хорошо, что виной тому был всего лишь сорокаградусный скотч, или плохо.

— Это всё, ради чего ты звонил?

— Нет, Дэйв, ты знаешь, я тут подумал… а воздержание годится?

— Целибат вместо моногамии? — тут же заинтересованно включается он.

— Да, длительное воздержание. Это же может сработать?

— Э-э-э… м-м-м… — то ли думает он, то ли занялся чем-то неприличным, так подозрительно довольно он мычит. — На самом деле, это даже лучше, — наконец откликается он. — Но как твой друг я постеснялся тебе это предложить. Ты за моногамию-то меня чуть не прибил.

— Значит, решено, — соглашаюсь, пока я и сам не пожалел о своём решении. — Встретимся через неделю?

— Да, будет идеально, — и Дэйв кладёт трубку.

Пусть уже он снизится, уровень этого проклятого феромона. Пусть он к чёртовой матери совсем пропадёт. Как же это приятно — чувствовать себя свободным, нормальным, здоровым, а не прокажённым. Не бояться подойти слишком близко, прикоснуться, дружески обнять.

«И нет, моя… личная помощница, — улыбаюсь, обращаясь к родинке над её приоткрытыми губами. — Я не проиграл. Я поддался. А это не одно и то же».

Смежив веки, удобней устраиваюсь на подушке. Мелькают перед глазами картинки вечера. Кроваво-красный шар, скользящий по блестящей дорожке. Слёзы в глазах Ив. Её жестокие слова.

Как я чувствую себя, что ты меня поимела? Отвратно. Только не я предал тебя, Иви. Не я. Ты меня предала.

Я был честен. Я никогда ничего тебе не обещал. Ничего не просил и не требовал. Ничего и не ждал. Но ты вечно заставляла меня чувствовать себя виноватым. Даже за то, в чём я виноват не был.

Я буду скучать. Очень. Я знаю. Я всегда скучаю. По тебе. Не по этому саморазрушающему чувству. Тебе всегда есть место в моём сердце. Раз уж выяснилось, что оно у меня есть. Просто дальше мы будем жить разной жизнью. Ты — с ним. А я — без тебя. Без тебя.

20. Эйвер

Не знаю, зачем она мне снилась. Эта рыжая. И, чёрт побери, без свитера. И даже без джинсов. Дьявол!

Но если после бутылки скотча мне снится девушка, а я просыпаюсь без будильника и отдохнувшим — это определённо что-нибудь значит.

Например, что нужно отправиться на пробежку. А ещё вспомнить, что у меня дохреналион дел на сегодня.

Впрочем, дела — это дела. Они всегда были, есть и будут. А вот потребность в пробежке меня действительно удивила. Потому что, в принципе, я редко бегаю. И то на беговой дорожке в зале. И никогда — по городу.

Во-первых, в центре густонаселённого района бегать можно только по улицам, в виду удалённости парков. А во-вторых, это чревато встречами с прохожими, большинство из которых женщины.

Но сегодня организм просто требовал опасности. Пробежаться потным в толпе прохожих. Купить уличную еду. Заглянуть в утреннюю газету. Не знаю, что ещё. Ну, конечно! Позвонить злобному монстру Диане Солл. Хотя бы для того, чтобы высказать соболезнования.

— Соедини меня с Дианой Солл, — бросаю Анне на ходу, дожёвывая пирожок «без ничто». Ибо, что за размоченный картон был в начинке, я так и не понял. И то, что рыжая вытворяла там, в моём сне, вовсе не повод с ней церемониться.

— Она назначила встречу через тридцать минут, — отвечает она таким бесстрастным тоном, не поднимая головы, что становится обидно: вообще-то это я здесь главный говнюк. — И тебе доброе утро, Эйв!

— По какому поводу? — замираю на пороге, когда смысл фразы наконец до меня доходит. Делаю два шага назад до секретарского бокса.

— По поводу завещания. Документы уже прислали. А заседание сегодняшнего суда перенесли на час раньше.

— Отлично, — выкидываю в её мусорку промасленную бумагу. — Значит, я ещё успею попить кофе.

— Кофе на столе, — отвечает она монотонно, как автомат по заказу еды.

— Мне «дабл-дабл» со всей фигнёй и картошку двойной прожарки, — не могу удержаться, чтобы её не подколоть, наклоняясь к перегородке.

Рыжая поджимает губы и обжигает меня таким взглядом, что я, пожалуй, готов добавить к заказу что-нибудь холодненькое, но шутка затянулась.

— Ты вообще спала? Когда ты всё успела?

— Кофе стынет, — нарочито равнодушно опускает она взгляд в документы.

Делаю шаг и вновь останавливаюсь.

— Но как ты узнала, когда я при…

— Мне позвонил твой водитель, — и не думает она оборачиваться.

— Сэмми?! Анна, кофе…

— Стынет, — обрезает она.

Определённо, не зря она мне сегодня снилась. Тысячу лет так хорошо себя не чувствовал. Откидываюсь на спинку стула. Делаю большой глоток… С зефиром. Она принесла мой любимый кофе. Но это-то она откуда могла знать? Я тысячу лет его не пил. С того дня, как умерла мама. И до прошлого раза, когда Анна принесла его первый раз.

Мама одна умела его так готовить. Сначала раздавливала в кружке вилкой зефир, а потом он таял, образуя воздушную пенку. Дьявол! Уверен, этот кофе сделан именно так. Я даже прикрываю глаза от удовольствия. И даже на секунду задумываюсь, а не навестить ли мне отца. Мы не разговариваем больше пяти лет. С похорон. И эти клинки, что он выковал своими руками, стоят как напоминание о том, чтобы я никогда не поступил как он.