Вскоре мы сидели у костра и грелись, черпая горячую воду из котелка. Отец укрывал меня крыльями, за которыми было совсем не холодно. Я вяло рассказал ему о своих похождениях, не переставая думать о тех, кто остался там.
― Па, расскажи мне о Разломе. Тебе, похоже, уже приходилось с ним сталкиваться.
Он кивнул, и после его истории мне стало совсем тоскливо. Я вылез из своего тёплого укрытия и стал ходить кругами вокруг огня, не чувствуя холода.
― Папа, ты всегда был таким, или приключения тебя изменили?
Он нахмурился.
― Ты о чём?
― Не о твоих крыльях и когтях. В этих мирах это неплохая защита и, честно говоря, меня этот новый облик мало волнует. Я о другом. Ты лгал мне столько лет ― и о дяде Фениксе, и о маме. Кстати, мы с ней встречались, поговорить только не успели, она меня защитила от верной гибели. Почему не учил меня магии? Я ведь только чудом ещё жив, не знаю, кто или что хранит меня до сих пор. Молчишь? Ну, молчи. Опять время не пришло?
Я продолжал своё безумное кружение, как мотылёк вокруг свечи, и никак не мог остановиться.
― Как им, наверное, было страшно умирать там, в Разломе, падая в бездну. Они ждали тебя до последнего, надеялись…
Отец не выдержал и закричал на меня:
— Прекрати, Алекс, ты несправедлив ко мне! Ничего не знаешь, а уже осудил, не представляя, сколько мне пришлось вынести в этой жизни. Всё, что я делал ― было ради тебя. Был бы Феникс здесь ― он подтвердил мои слова и одобрил этот выбор. Клянусь, Алекс, если бы существовал хоть один шанс на миллион ― я бы не раздумывая помчался их спасать. Поверь, мне так же плохо, как и тебе.
― Если бы, если бы… ― мне вдруг расхотелось спорить, я понял, что устал от всего. Боль и отчаяние уже достигли своего предела. Глаза сами закрылись, и, засыпая, почувствовал, как сильные руки отца подхватили меня и куда-то понесли. Сон был так глубок, что я не ощущал порывов холодного ветра, не слышал знакомого, раздающегося где-то внизу завывания монстров …
Солнце было уже высоко, и его жаркие лучи начали топить снег на крыше. Именно капель разбудила меня. Я спал в комнате на настоящей кровати, укрытый толстым одеялом. В очаге потрескивали поленья, вкусно пахло блинами, и мой желудок сразу же напомнил, что его пора кормить. Но открывать глаза не хотелось, а вставать ― тем более. Если это сон, то пусть продолжается ещё долго…
― Алекс, я же вижу, что ты проснулся, вставай ― завтрак ждёт. В домике Мари сохранились кое-какие продукты и за столько лет даже не испортились. Вот что значит ― настоящая ведьма. Похоже, твоя мама давно сюда не заглядывала. Интересно, где она сейчас? ― его голос звучал грустно и нежно одновременно.
Я заставил себя открыть глаза и хмыкнул.
― Наверное, у себя на Родине, в Швеции, ― съязвил и, увидев, как смутился отец, тут же выложил ему всё о проклятье Мари и о том, что, видимо, оно и стало причиной, из-за которой она нас оставила. А потом злорадно смотрел на потерянное лицо отца. Почему-то так хотелось причинить ему боль, хотя в глубине души понимал, что поступаю несправедливо.
Но, кажется, в этот раз он решил ответить мне той же монетой, и рассказал, что мама любила обоих братьев, но вышла замуж за него. Хотя родила меня от Феникса…
Ложка, которой я собирался зачерпнуть кашу из тарелки, выпала из руки и со стуком покатилась по полу. А моё сердце, напротив, казалось, захотело остановиться. Словаотца меня потрясли, но я сразу в них поверил. Хотя поверил ― не значит, принял. Вскочил и бросился к окну, прижавшись горячим лбом к холодному стеклу. Но оно не остудило мой жар и не высушило слёзы.
Отец подошёл сзади и попытался меня обнять.
― Прости меня, Алекс, я должен был подготовить тебя к этому. Но так расстроился из-за твоих слов, что потерял над собой контроль. Прости, если можешь. Я ― твой отец, ведь один вырастил тебя и всю жизнь любил больше всего на свете… Стой, а почему ты такой горячий? Да тебя лихорадит, неужели простудился вчера? Быстро в кровать, пока поищу нужное зелье. У Мари был запас, надеюсь, хоть что-нибудь сохранилось…
Я не спорил, лёг и отвернулся к стене, сон снова сморил меня, и, как потом рассказывал отец, он три дня меня выхаживал в этой, когда-то принадлежавшей маме, избушке. Заклинание исцеления почему-то здесь не работало. А когда, почувствовав себя лучше, ослабевший от голода, я встал и поплёлся к столу за пресной лепёшкой, мимоходом взглянул в окно. Огромная морда снежного зверя смотрела на меня в упор.
― Не может быть, они же тут не водятся. Па-ап, ты где?
Отец не откликнулся, и я похолодел, представив, что он вышел за хворостом и наткнулся на это. На негнущихся ногах подошёл к окну и посмотрел в глаза зверя, радостно завертевшего головой. И тут только до меня дошло: «Чудик, это ты, что ли?» Вместо ответа великолепный «пушистик» стал вылизывать мои руки на оконном стекле. Меня шатало, но, увидев висящую на стене шубу, я кое-как напялил её и поплёлся, каждую секунду рискуя свалиться на пол от слабости. Добрался до двери и распахнул её, уткнувшись в белоснежный мех моего «Чуда». В голове тут же радостно загудело:
«Алекс, братишка, я тебя нашёл! Три дня бежал по следу, этот лес такой странный, всё время меня путал. И какие-то нелюди от меня постоянно шарахались. Если бы я так не спешил найти тебя, слопал бы парочку. Да не делай такие глаза ― уж и пошутить нельзя… Я так рад, Алекс. А Феникс и Мика с тобой?»